— Молчать и следовать за мной, — майор переключился на полетный режим, и его винтокрылая машина стремительно понеслась над почерневшим от людского горя и негодования океаном, оставляя далеко позади себя черную точку судна, которая вскоре растворилась в вечернем полумраке.
Через десять минут вертолеты попали в сильнейший разряд града. Машину трясло так, словно она мчалась не по небу, а по кочкам, рычаг управления в руках опытного майора прыгал и извивался, пытаясь вырваться, но пилот все же умудрился поднять машину еще метров на сто в черное небо и, осмотревшись, позвал ведомого.
— Макс, ты где, отзовись, — майор непрерывно глядел на локатор, где еле заметно мерцала зеленью точка второго вертолета.
— Я справа от тебя, командир дистанция порядка пятидесяти метров, — Макс усмехнулся в микрофон, — штивает, словно на волнах, я впервые в такую карусель попадаю.
«Это хорошо, лейтенант, тебе больше никогда не придется попадать в такие передряги» — подумал, майор и включил автоматическую систему стрельбы и наведения по тепловым целям.
Страшная мысль по устранению напарника у майора промелькнула еще тогда, когда этот сосунок стал укорять его в бессердечии и салдофонстве. И в тот момент, когда пилот выпустил эти проклятые, смертоносные ракеты по транспорту, он понял, что одному из них возврата на базу не будет, и сейчас майор Стегний отчетливо понял, как ненужные в военном деле чувства угрызения совести уступают холодному расчету. Наверняка, по прибытию на базу, Макс не будет молчать и поэтому его место здесь в океане, навечно.
Словно на учебном тренажере, майор выжал гашетку, и трассирующая очередь из его крупнокалиберного пулемета ушла в темноту, догоняя свою жертву, чтобы через секунду впиться мертвой хваткой в мягкий дюраллюминевый фюзеляж и развалить надвое винтокрылую птичку, внутри которой, как игла в яйце, находилась смерть майора и будущее его детей, и это слабое звено необходимо было ликвидировать.
Такой скверной и скорой развязки на судне не ожидал никто. Лишь только ракеты со звериным скрежетом разорвали металлическую обшивку левого борта «Ангары», капитан бросился к телеграфу и застопорил машину. Затем он включил принудительную трансляцию и закричал в микрофон:
— Всему экипажу — «шлюпочная тревога», всем стоять по местам…он не успел договорить, как судно начало крениться и палуба стала быстро уходить из-под ног.
— Старпом, бегом к шлюпкам правого борта, — гаркнул Литвинов, — боцман, срочно свистать всех наверх.
— Ах, вы, волчары позорные, — захрипел Серый, хватаясь обеими руками за леера, чтобы не скатиться по скользкой, наклонной палубе за борт. Он ловко, как орангутанг по лианам, проскочил, цепляясь за судовые приборы, к выходу и исчез за водонепроницаемой дверью.
— Куда ты, дуралей, погибнешь, — крикнул ему вслед Лютый, но, увидав перед собой бледное, обезумевшее лицо капитана, вдруг понял, что сейчас все будут спасать только самих себя, на судне началась паника. В надстройке слышались крики и стоны моряков. — Кэп, я попробую вывести женщин и ребенка из вашей каюты, а вы майнайте за борт все, что плавает плоты, спасательные жилеты круги… я пошел…
Виктор, цепляясь за леера, словно цирковой артист, пробрался к капитанской каюте, откуда уже доносились женские вопли и плачь ребенка. Он с трудом открыл дверь и увидел страшную картину. Вся мебель в каюте диван, кресла, холодильник большой книжный шкаф и стол сорвало с фундамента, и они сместились к переборке. Из-под этой кучи хлама и доносились крики о помощи.
Виктор напряг все свои силы и с трудом сдвинул шкаф, из которого как из рога изобилия хлынули тяжелые книги. Он начал разгребать их, вот он увидел чью-то руку, Лютый осторожно потянул за тонкое запястье, на поверхности появилась голова женщины с растрепанными волосами. Да эта была, капитанская жена. Ее безумные, выпученные глаза смотрели куда-то в пустоту, а изо рта пузырилась пена, и несся нескончаемый, словно поток фекалий, все нарастающий дикий вой. Зэк попытался перекричать Анну и объяснить, что произошло, но, осознав безрезультатность своих усилий, наотмашь, тяжелой ладонью, врезал женщине пощечину.
Анна враз смолкла и тихо заплакала.
— Где девочка, где Валентина, — женщина вяло указала пальцем на вход в спальню, что расположился теперь над головами несчастных. Виктор, цепляясь за барашки лобовых иллюминаторов, подтянулся к проему и заглянул вовнутрь. Валентина сидела, держась одной рукой за кровать, другой прижимала к себе перепуганную малышку.