Тем временем Гонсало Писарро двигался на юго-восток через восточные отроги Анд, преодолевая неимоверные трудности. Горы казались непроходимыми, испанцам все время надо было отбиваться от враждебных индейских племен и переправляться через большие, полноводные реки.
В горах дули ледяные западные ветры, вызывавшие особую болезнь чуньо. Как только люди выходили из ущелий на плоскогорье, резкий ветер начинал обжигать незащищенные части тела. Кожа воспалялась и трескалась, лицо, нос, губы и веки кровоточили и горели, как в огне, даже по ночам. Болезнь продолжалась около недели, потом обожженная кожа покрывалась шелушащимися струпьями. Постепенно человек выздоравливал, но иногда болезнь повторялась.
Западные ветры сопровождались страшными буранами, а потом снова светило яркое солнце, снег таял и нестерпимо сверкал, отчего у многих наступала снежная слепота. А потом небо снова затягивалось тучами, опять валил снег и гремели грозы.
Высоко в горах конкистадоров мучила горная болезнь пуна. После нескольких шагов они должны были делать глубокий вздох и отдыхать, и все-таки им казалось, что воздуха не хватает. Это состояние сопровождалось головными болями и головокружением. Солдаты не могли преодолеть чувство страха и слабости и с трудом карабкались по отвесным утесам. Сильные закаленные воины чувствовали себя беспомощными детьми. Кое-кто даже падал в обморок или дрожал как в лихорадке.
По ночам никто не мог заснуть, и отдых превращался в настоящее мучение. Лошади тоже страдали от горной болезни – даже больше людей. Индейцы – жители тропиков – не выдерживали холода, их жалкая одежда не защищала от ветра, и ночью многие из них замерзали.
Участники экспедиции стали свидетелями чудовищного землетрясения, которые часто случаются в этих вулканических областях. В земле образовались широкие трещины, над которыми клубились серные испарения. Один индейский поселок, состоявший из нескольких сот домов, бесследно исчез в разверзшейся под ним пропасти.
Стираясь скорее перебраться через горы и спастись от холода и буранов, испанцы бросали в дороге скот, который гнали за отрядом, и запасы провизии. Начался голод.
Когда же конкистадоры спустились с восточных отрогов Анд, холод сменился тропической жарой и грозовыми ливнями, не прекращавшимися ни днем ни ночью. Промокшие до костей, обессиленные, люди едва продвигались вперед.
В одном индейском поселке они два месяца отдыхали, ожидая, когда прекратятся ливни. Здесь к Писарро прибыл гонец от Орельяны с просьбой о помощи. Орельяне пришлось еще тяжелее, чем отряду Гонсало, так как ему нужно было двигаться через области, уже разоренные испанцами. Индейцы окружили его маленький отряд и уничтожили бы его, если б из лагеря Писарро к нему не поспешил капитан Карвахаль. Орельяна потерял почти всех лошадей, а у солдат не осталось ничего, кроме щитов и мечей.
Гонсало Писарро назначил Орельяну своим заместителем. Сам он во главе восьмидесяти человек отправился вперед, на поиски коричных деревьев, а Орельяна с остальными воинами медленно продвигался за ним. Писарро сначала шел на юго-восток, а затем повернул на север и вышел к реке Кока.
На этот тяжелый переход ушло семьдесят дней. Наконец испанцы нашли коричные деревья. Это были огромные лесные великаны, росшие в диких горах на значительном удалении друг от друга. Плоды и листья этих деревьев действительно пахли корицей, но кора их, к сожалению, не имела ничего общего со сказочно дорогой корицей Цейлона. Стоило ли из-за этого перебираться через неприступные горы и блуждать в джунглях? Игра явно не стоила свеч, и конкистадоры потеряли всякий интерес к экспедиции.
В поселке возле реки Кока люди Писарро пятьдесят дней отдыхали, поджидая прибытия основного отряда во главе с Орельяной.
Затем Писарро решил отправиться дальше на восток, где в десяти днях пути, по словам индейцев, находилась богатая золотом, густо населенная страна.
Конкистадоры с трудом продвигались вперед. В тропических лесах, росших на берегах реки, не было ни дорог, ни тропинок. Деревья были увиты лианами, и путь приходилось прорубать топором. Дождь лил не переставая, одежда гнила прямо на теле, а острые шипы превращали ее в лохмотья.
Запасы продовольствия были съедены или испортились, скот разбежался. Пришлось есть взятых с собой собак и разыскивать в лесу съедобные корни.
Продвигаясь вдоль реки, испанцы однажды услышали отдаленный гул – словно где-то под землей грохотал гром. Это, зажатая скалами, неслась со страшной быстротой и низвергалась вниз огромным пенящимся водопадом река. После давящей тишины девственного леса этот грохот казался еще ужаснее. Нигде не было видно ни одной лодки и никаких признаков человеческого жилья. Даже лесные звери как будто исчезли и только кайманы неподвижно грелись на солнце. И вниз и вверх от водопада, высоту которого испанцы определяли в тысячу двести футов (около четырехсот метров), река была совсем узкой. Измученные голодом конкистадоры решили переправиться на другой берег и попытаться найти какое-нибудь селение. Через узкое и глубокое ущелье они перекинули стволы деревьев и по этому непрочному мосту благополучно перебрались и люди, и лошади. Лишь один-единственный испанец неосторожно глянул вниз, голова у него закружилась, и он рухнул в бушующий поток.
Но и на другом берегу были все те же непроходимые джунгли. И все-таки завоеватели шли вперед, надеясь добраться до страны, о которой рассказывали индейцы. Но одно разочарование сменялось другим, обетованная земля отступала все дальше.
Наконец, при впадении Коки в большую реку Напо испанцы наткнулись на несколько небольших индейских деревень. Здесь Писарро велел построить бригантину, чтобы везти на ней больных и переправляться с одного берега на другой в поисках продовольствия. Орельяна обошел весь лагерь, собирая железо, необходимое для изготовления гвоздей и ценившееся теперь дороже золота. Даже подковы, оставшиеся от съеденных или павших лошадей, были перекованы на гвозди. Вместо дегтя пользовались древесной смолой и похожим на резину клейким соком, щели законопатили солдатскими лохмотьями. Постройка корабля была трудным делом, но Писарро умел поддержать дух своих соратников. Через два месяца примитивное, но достаточно прочное судно, которое могло вместить половину всех испанцев, было спущено на воду и названо «Сан-Педро».
Продираясь сквозь чащу и заросли тростника, перебираясь через болота и топи, конкистадоры шли долиной Напо вниз по течению.
Корабль под командованием Орельяны, с небольшим запасом продовольствия и больными солдатами на борту, следовал за войском. Так испанцы достигли огромной равнины в бассейне Амазонки. Но и тут они не обнаружили никаких сокровищ. Не было здесь и индейцев, у которых можно было бы раздобыть продовольствие. Голод все усиливался. Конкистадоры ели пресмыкающихся и мелких зверьков, когда их удавалось поймать. Не брезговали они кожей сапог, ремней и седел.
От голода и болезней испанцы умирали десятками, индейцы – сотнями. Последних безжалостно гнали вперед, а тяжелобольных бросали на произвол судьбы К этому времени погибло уже более тысячи индейцев
Солдаты стали роптать. Тогда в конце декабря 1541 года Гонсало Писарро решил отправить бригантину вниз по реке, поручив Франсиско Орельяне разведать путь, раздобыть продовольствие и вернуться обратно. Для этой цели он выделил ему пятьдесят семь человек. Сам же Писарро с главными силами решил возвратиться в один из индейских поселков, где можно было рассчитывать хоть на какие-то припасы, и ждать возвращения корабля. Они расстались 26 декабря 1541 года и больше уже не встретились. Бригантина и несколько индейских пирог быстро скрылись из глаз, уносимые стремительным течением.
Проходили дни и недели, а корабль не возвращался. Писарро посылал вниз по реке разведывательные отряды, но и они не могли сообщить ничего нового. Тогда Гонсало решил вместе со всем отрядом пройти по берегу до устья Напо. Дорога заняла два месяца. Но и здесь бригантины не было. Наконец в лагерь почти приполз умирающий от голода испанец. Он рассказал, что Орельяна за три дня одолел расстояние, на которое Писарро понадобилось два месяца, но не нашел пи деревень, ни съестных припасов. Плыть обратно против сильного течения былр невозможно. Орельяна решил отправиться вниз по великой реке до самого ее устья, открыть по дороге новые земли, а затем выйти в море. Он – этот несчастный – возражал против такого решения, и в отместку за это был высажен на берег и брошен на произвол судьбы.