Когда Георг достиг вершины и находился как раз над поселком, тут он, к своему ужасу, на свежем снегу заметил следы босых ног. Они вели по направлению к вершине горы. Пока он стоял в задумчивости, всматриваясь в эти следы, Гектор залаял громко и сердито.
Испугавшись, мальчик быстро повернулся в сторону собаки и тотчас же сообразил, что всякие предосторожности теперь бесполезны, так как увидел в восьми-десяти шагах от себя приближающегося индейца, человека высокого роста и широкоплечего, державшего в правой руке натянутый лук со стрелою, а в левой руке - наполненный стрелами колчан из звериной кожи. По-видимому, дикарь не меньше мальчика был изумлен и озадачен этой неожиданной встречей.
Георг порывисто сбросил ружье с плеча и почти бессознательно схватился за него с явным намерением защищаться. Между тем, дикарь никакой враждебности не проявлял, или, быть может, до поры до времени решил не показывать своих намерений. Даже при угрожающем движении нашего молодого приятеля он, оставаясь совершенно спокойным, сделал ласковое движение рукою и воскликнул: «Уаллей! Уаллей!», что, наверное, означало дружеское приветствие.
Конечно, Георг не понимал, что означает это слово, но, видя ласковое выражение лица дикаря, повторил то же самое. По-видимому, это чрезвычайно обрадовало краснокожего, потому что он тотчас же порывисто снял стрелу с лука и, вложив ее в колчан, быстрыми шагами подошел к юноше. Георг тоже немедленно опустил ружье, чтобы доказать дикарю, что не считает нужным его опасаться и спокойно ждет встречи. Однако Гектор отнесся к этому совершенно иначе. В несколько прыжков он приблизился к своему юному хозяину, стал перед ним и, оскалив зубы, лаял так громко и сердито, что внизу, в долине, его услышали все собаки и, всполошившись, подняли отчаянный лай.
Индеец, видя, что собака ему угрожает, остановился, держа перед собою лук на случай возможной обороны от ее нападения. Однако Георг, ни в коем случае не желавший возбуждать какие-либо неприязненные действия против человека, во власти которого он находился, тотчас отозвал собаку, а так как она не желала повиноваться, крепко держал ее все время за ошейник.
«Уаллей», - снова сказал индеец, дружески кивнув головой, и без всякого опасения подошел к мальчику, протягивая ему руку, в то же время с некоторым недоверием поглядывая на собаку. Снова он произнес: «Уаллей», и затем сказал еще много различных слов на своем языке, вероятно, предполагая, что Георг его понимает. Между тем, Георг, конечно, ровно ничего не мог понять из всего того, что наговорил ему дикарь. Только тогда, когда Георг попытался знаком объяснить, что он не понимает незнакомца, индеец догадался, что слово «Уаллей» представляет собою единственное слово из его родного языка, знакомое молодому чужестранцу. Но, по-видимому, это его не смутило и он принялся объясняться знаками, внушая мальчику, чтобы он следовал за ним в поселок.
Как надлежало поступить Георгу? Если бы он отказался следовать за ним и если бы индейцы действительно имели против него враждебные намерения, то им ничего бы не стоило догнать его, а что одинокий мальчик мог бы тогда сделать против целого племени? Выразив им доверие, он скорее заслужит доброе мнение о себе; наконец, он мог получить от них сведения о том, когда здесь в последнее время прошли белолицые люди. Когда люди хотят быть понятыми друг другом, почти все можно разъяснить знаками.
После короткого размышления он наконец принял решение. Вскинув на плечо ружье, он отправился в долину вслед за своим вожаком, ласково ему кивнувшим и выступавшим впереди.
ГЛАВА III
По дороге к лагерю у Георга было достаточно времени хорошенько рассмотреть своего провожатого. Это был, как уже сказано выше, рослый, сильный мужчина, по наружности, волосам и цвету лица вполне сходный с индейцами восточной стороны Скалистых гор. Цвет кожи был медно-красный, с темным оттенком; волосы длинные, жесткие и черные; нос несколько изогнутый, а вообще лицо его имело благородное выражение, в особенности оживленно сверкали его черные глаза. Одет он был очень просто; собственно говоря, единственным его одеянием была доходящая до колен синяя шерстяная охотничья рубаха; руки и ноги, несмотря на снег, были голы; голова также была совершенно обнажена. Только в волосы заткнуто было длинное орлиное перо, прикрепленное к пучку волос, спускавшемуся вниз; к этому же пучку прикреплена была маленькая палочка, перевитая красным и белым бисером. Для украшения он еще вдобавок проколол себе хрящ в ноздрях и всунул в нос коротко обрезанное перо. В проколотых ушах висело несколько бусинок и кусочков перламутра.