Я стоял, мыл в тазу огромную сковороду и пытался успокоиться, но меня всё равно трясло от гнева. Я не понимал, как можно так было обращаться с женщиной. Пусть она была обыкновенной проституткой, но всё-таки это была женщина, слабая и беззащитная, и поднимать на неё руку являлось большим грехом. Я был убеждён в этом, может быть ещё и потому, что вырос без матери и каждая женщина, так или иначе, напоминала мне её.
– Наелась, собачка, – услышал я громкий голос из зала. – А теперь в благодарность оближи сапоги своему хозяину.
Этого стерпеть я уже не смог.
Швырнув недомытую сковородку на пол, я рванулся вон из кухни. Ворвавшись в зал, я увидел картину, до того омерзительную, что подобное даже трудно было себе представить. Бедная девушка, как и раньше, стояла на четвереньках, перед ней была миска с какой-то бурдой, а молодой наглец, сидя на лавке, смеясь, совал ей в лицо свой сапог.
Я уже не мог совладать с собой и, подбежав к нему, со всей силы засветил кулаком в ухо. Он слетел со скамейки и покатился под стол, а двое его друзей вытянули лица от удивления. Вокруг вдруг сразу стало тихо, и все остальные посетители пивной повернули головы в нашу сторону.
Но этот нахал оказался довольно крепким парнем. Он тут же вылез из-под стола, встал на ноги и уставился на меня ненавидящем взглядом. Это был настоящий громила, почти на голову выше меня, и я понял, что драки не избежать.
– Ты что себе позволяешь, урод? – прошипел здоровяк. – Ты хоть знаешь, кто я такой?
– Ты просто мерзкий богатый ублюдок, у которого от безделья перестали работать мозги, – ответил я.
Он побагровел от гнева, как рак.
– Ну, хорошо, сейчас мы тебя проучим, святоша.
Сразу после этих слов все трое бросились на меня.
Я хорошо умел драться. Жизнь в трущобах среди уличной шпаны научили, как постоять за себя. Но сейчас силы были слишком неравные, и мне сразу пришлось несладко. Каждый из моих противников был старше меня и намного сильнее, поэтому я с трудом защищался, отбивая удары и уворачиваясь от них, как мог, даже не помышляя о нападении. Они дружно наседали на меня, и мне пришлось отступать, пятясь спиной в сторону кухни. Несколько раз их кулаки всё же достали до моего лица, и я почувствовал во рту солёный вкус крови.
Так отступая, я, в конце концов, оказался на кухне. Все трое вбежали за мной и обступили со всех сторон. Я прижался спиной к стене и увидел, что оказался в ловушке. Пути к отступлению были отрезаны, а они стояли передо мной и торжествующе скалились.
– Ну, всё, недоумок, сейчас мы будем делать из тебя отбивную, – сказал тот, которого я ударил.
И тут я неожиданно наткнулся ногой на что-то лежавшее на полу. Я посмотрел вниз и увидел брошенную мной сковороду, быстро нагнулся и поднял её, схватив за ручку обеими руками.
– Это тебя не спасёт, простофиля, – ухмыльнулся здоровяк.
Он резко бросился вперёд, выставив перед собой правую руку, а я в это время с силой нанёс ему удар в голову сбоку.
Сковорода была очень тяжелой, и от удара он отлетел на несколько футов, врезался в шкаф, в котором хранилась посуда, упал на пол, а сверху на него посыпались кастрюли и тарелки. Двое других отскочили назад и тупо уставились на неподвижное тело своего товарища.
Здоровяк лежал, не подавая признаков жизни, из головы его потекла кровь, и я понял, что проломил ему череп. Я стоял над ним в оцепенении, держа в руках сковороду, и ещё не верил, что сделал это.
– Господи, ты же убил его! – вскричал один из парней.
Эти слова привели меня в чувства. Я сразу бросил сковородку на пол и бросился вон из кухни. Не обращая внимания на удивлённые крики, я стремглав пробежал через зал. Я пересёк его так быстро, что никто из посетителей не успел понять, что случилось. Лишь у самого выхода один человек успел вскочить из-за стола и попытался преградить мне дорогу, но я толкнул его с разбегу в грудь двумя руками с такой силой, что он, отлетев от меня футов на пятнадцать, упал на пол.
Я выскочил на улицу и понёсся по ней с такой скоростью, с какой могли выдержать мои ноги. Я бежал, не разбирая дороги, и опомнился только тогда, когда понял, что меня никто не преследует.
Я перешёл на шаг. Постепенно отдышавшись и придя в себя, я начал размышлять. Домой мне было нельзя, потому что хозяин трактира, несомненно, расскажет городским стражникам, где меня можно найти. Завтра утром стражники разошлют по всему Лондону мои приметы, а может быть, даже объявят награду за мою поимку, и тогда меня начнёт искать весь город, и если поймают, то за убийство мне не миновать галстука из пеньковой верёвки на шею, несмотря ни на какие оправдания. Выход был только один – надо бежать.