— Утаивать, или нет — его право, — веско заявил победитель Минотавра, забирая у меня Фрикса.
Ссориться с товарищем из-за какого-то засранца я не стал. Что ж, пусть теперь Тесей с ним нянькается.
— Тесей, — окликнул я Эгеевича. — Законы гостеприимства я чту, но, если что-то случится, спросим с тебя. Вернее — я спрошу.
— Тесей, твой соратник тебе угрожает. А сам он не чтит законы гостеприимства. А если не чтит, он святотатец, он против воли богов, — быстро сказал Фрикс, стараясь укрыться за широкую спину Тесея.
— Ты мне угрожаешь? — поинтересовался Тесей. Спросил, с усмешкой.— Ты на своего друга надеешься, или на лук жены?
Вот, сразу повелся на провокацию. Впрочем, я сам хорош. Вместо того, чтобы прояснить ситуацию, начал угрожать.
Вздохнув поглубже, чтобы не психануть и не полезть в драку — все-таки, вступать в ссору с великим героем, вторым, после Геракла в Аттике, не стоит. Тесей это вам не Лаэрт, даже не Автолик. Или попробовать? Сил-то у Тесея не меряно, а вот хорош ли он будет, если вытащить меч? Нет, не надо. Что-то меня «повело» не в ту сторону. Собрав в кулак силу воли, сказал:
— Тесей, я к тебе очень хорошо отношусь. Уважаю безмерно. Угрожать я отродясь никому не угрожал, прости, если я неправильно выразился. Но я имею право знать правду, потому что нам с ним жить на одном борту. Когда я пришел на «Арго», разве я что-то скрывал? Но если хочешь ссоры, то я готов. А то, что ты обвиняешь меня в трусости, чести тебе не делает.
— Тесей, а он и на самом деле трусит, — радостно сообщил Фрикс, выглядывая из-за спины.
На сей раз шпилька «найденыша» прошла мимо. Я не отреагировал на визг, а Тесей, хотя и отличается горячностью, но очень умен. А иначе не стал бы одним из выдающихся личностей, попавших в «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. И не как герой Древней Эллады, а как царь-реформатор. Кроме того, за время плавания, царь Афин меня успел неплохо узнать. Это я считаю себя слегка трусоватым, но окружающие-то о том не знают. Зато Тесею известно, что я не спрячусь ни за грудь своего друга, ни за плечи великой лучницы.
— Помолчи, — буркнул Тесей, поворачиваясь к Фриксу и тот притих. Обращаясь ко мне, герой сказал: — Саймон, я принимаю твои извинения. Но и ты меня извини за дурные слова. Сгоряча вырвалось. Показалось, что ты мне угрожаешь, а я этого не люблю.
— Да кто же угрозы любит? — хмыкнул я. — А угрожать самому Тесею? Я что, враг своему здоровью?
— Ну, ты у нас тоже не подарок, — ответно хмыкнул Тесей. — И я не уверен, что сумею тебя одолеть в честной схватке. К тому же, ты, в отличие от нас, бессмертный, хотя и не бог.
— Бессмертный? — изумленно спросил Фрикс, раскрывая уши, чтобы не упустить какую-нибудь деталь.
Но мы не стали разговаривать при человеке, который еще не успел заслужить доверие.
— Ступай, дружище, тебе ничто не грозит, — усмехнулся Тесей, поворачивая Фрикса спиной к себе, а лицом к тому месту, где Орфей и Гилас продолжали трапезу. — Иди, там еще много вкусного мяса.
Дождавшись, пока «найденыш» не отойдет на несколько шагов, Тесей, понизив голос, сказал:
— Саймон, еще раз извини меня. Я помню, как ты прикрыл собой свою любимую женщину. Ты поспорил с богами, со смертью, а я этого сделать не смог. Этот гость мне тоже не нравится, но он наш гость. Если мне придется умереть за него — я умру.
Надо было освободителю Афин от критской дани сказать что-то вроде того — мол, если ты захочешь убить Фрикса, то вначале тебе придется убить меня! А это сделать очень трудно.
Эх, хороший ты парень, Тесей, одного лишь понять не могу — как в тебе уживается и глупость, и благородство, и ум? Наверное, из-за своего благородства ты и примешь такую нелепую смерть, поверив тем, кому верить было нельзя[1]. Но герои, при всех их достоинствах, люди доверчивые.
Тесей ушел к пиршественному столу (то есть, к паре досок, брошенных на палубу), зато явился Гилас. Кажется, выпитое вино уже выветрилось и парнишка уже не болтал о всякой ерунде, а был готов поговорить о более важных вещах. Для меня, по крайней мере.
— Слушай, Саймон, с нашей Аталантой все в порядке. Хвостом ни перед кем не крутила, задницей тоже.
Хотел возмутиться и отвесить парню затрещину за такие слова, а особенно, за «нашу Аталанту». Когда это она успела стать нашей? Но поймал себя на том, что это я до сих пор пребываю в раздражении от Фрикса, и могу выместить на юнце свою злость, хотя парень-то ни в чем не виноват. Мысленно посчитав до десяти, успокоился.
— Спасибо, я знал, что ты настоящий друг, — церемонно поблагодарил я парнишку.