— А какую роль сыграл Кунцль? — поинтересовался Джек.
— Кунцль был настоящим ученым, специалистом по истории викингов. Он составил маршрут экспедиции, руководствуясь скандинавскими сагами. Когда он вместе с Рекснисом провалился в расселину, где находился корабль викингов, то, найдя плиту с руническим текстом, он не только прочел его, но и по реакции Рексниса мигом сообразил, что нацисты интересуются наследием викингов.
Кунцль ненавидел нацистов и потому передал плиту на хранение Кангиа. Затем пути Кунцля и Рексниса разошлись. Когда началась война, Кунцль оказался в экспедиционном корпусе Роммеля и два года провоевал в Африке. Но в 1944 году он принял участие в заговоре фон Штауффенберга и в результате попал в застенки гестапо. Его допрашивал Рекснис, преследуя свою цель: выведать, куда делись исчезнувшие отчеты побывавшей в Гренландии экспедиции и где находятся личные бумаги ученого, ибо Рекснис небезосновательно полагал, что Кунцль, вернувшись из экспедиции, оставил о ней записи. Но Кунцль, подобно Томасу Бекету и Ричарду Холдингемскому, ничего не сказал.
— Должно быть, нацисты искали менору целенаправленно, — предположила Мария, — считая ее символом победы над нацией, которую они собирались искоренить. Если бы им удалось отыскать менору, она приобрела бы то же значение, какое имела две тысячи лет назад во время триумфа римлян после победы в Иудейской войне.
— Прежде всего стоит сказать о том, — продолжил О'Коннор, — что поиски меноры держались в тайне даже от Гиммлера. Если бы рейхсфюрер узнал, что у него за спиной действует тайное общество, Рекснис, вероятно, тотчас бы разделил судьбу Кунцля. Фелаг действует и поныне, а вот оценка меноры в представлении этого общества к настоящему времени изменилась. Фелаг видит теперь в меноре лишь уникальную и весьма дорогую вещь, за которую можно выручить баснословные деньги. А покупатели, конечно, найдутся: Ватикан, Израиль, арабский мир.
— Выходит, — уточнил Костас, — современный фелаг ищет менору, чтобы выставить ее на торги и получить за нее наивысшую цену?
— Фелаг и раскололся около тысячи лет назад по причине того, что часть его членов считала менору лишь ценной вещью, завладев которой можно обогатиться.
— Но как вы узнали о том, что нам рассказали? — полюбопытствовал Костас. — Каким образом все эти секретные сведения стали известны ватиканскому историку?
О'Коннор тяжело вздохнул и, выпростав из рукава рясы правую руку, продемонстрировал своим слушателям ладонь. Раздались удивленные возгласы: по ладони тянулся шрам.
— Вы рыцарь Кровавой Руки… член фелага? — с запинкой проговорила Мария. — Я замечала ваш шрам, но думала, что это след от обычной раны.
— Не беспокойтесь, я давно вышел из общества. Членством в фелаге я обязан отцу, да и, пожалуй, дедушке тоже. Мой дед был ученым, а по характеру — экстравагантным, неуравновешенным человеком, и, видно, эти черты характера сподобили его на сотрудничество с полоумным австрийцем, разработчиком теории мирового льда. Вероятно, эту экстравагантность и тягу ко всему необычному и таинственному унаследовал мой отец, который тоже заинтересовался пресловутой теорией, а заинтересовавшись, вступил в фелаг, когда подвернулась возможность. Он привлек в фелаг и меня. Я был молод, и стать членом тайного общества мне казалось немалой честью. Но со временем я узнал, что фелаг работает на нацистов, и решил немедля расстаться с ними. Я заявил, что являюсь иезуитом и не могу совмещать обязанности, различные по духу и содержанию. Члены фелага — в душе язычники, отвергающие христианство, но, узнав о моем намерении, они, видно, решили, что свой человек в Ватикане им пригодится, и, поразмыслив, отпустили, взяв с меня клятву не выдавать их секреты. Сегодня я эту клятву нарушил. Выйдя из тайного общества, связанного с нацистами, я перестал интересоваться его делами, но не смог забыть преступлений, совершенных Андрисом Рекснисом, и потому продолжил собирать о нем сведения, действуя на свой страх и риск. Чем больше я узнавал о его пребывании в айнзацгруппе, тем больше приходил к мысли о том, что Рекснис должен понести наказание за свои преступления. К тому меня понуждали и убеждения, почерпнутые у подлинного фелага: Рагнарек неизбежен, и зло должно быть наказано. Конечно, это противоречит всепрощению, взглядам иезуита, но полнее, увязывается с воззрениями членов подлинного фелага, и это придавало мне силы.