– Шнырь, очнись!
– Ненавижу людей! – вцепившись в руку господина, взвизгнул Шнырь. – За что они собаку убили, что она им сделала, она была хорошая! Они совсем как те, которые с Шаклемонгом по городу ходили, так бы и выпил их кровушку, а кишки бы ихние в грязюку растоптал! Людишки дрянь, у-у, как я их ненавижу!..
– Ну, это еще куда ни шло, – заметил демон, похожий на тряпичную куклу.
– Расскажи, что тебе привиделось, – потребовал Тейзург.
Шнырь принялся рассказывать, давясь всхлипами.
– А можешь вспомнить, что было после этого?
Что случилось после, он без труда вспомнил – да оно никогда и не забывалось, это же был его день рождения!
Наступило неизвестно которое по счету утро, и он выздоровел: ничего больше не болело, ни голова, ни горло, даже было не слишком холодно, хотя за окном белел снег, а он сидел нагишом. Только дневной свет казался невыносимо ярким, резал глаза, аж слезы выступили, но если не смотреть в упор на заколоченный крест-накрест оконный проем, глаза не жгло. И еще у него всю одежку украли, пока болел, и обувку тоже. Вот кто украл: на куче тряпья скорчился исхудалый мальчишка лет семи-восьми, бледный, неживой, окоченевший. Вроде бы на кого-то похож… Ишь ты какой, присвоил его одежонку и тут же помер!
Живот подводило от голода, и он сгрыз, давясь, остаток мерзлого пирожка с капустой, найденный на полу среди мусора. Это не еда – страсть как хотелось мяса. Чтобы отправиться на поиски жратвы, надо что-нибудь надеть, голого на улице заругают, но снять свои вещички с мертвого воришки он почему-то не мог. Ни в какую не мог: запрещено Условием. Придется ждать, когда стемнеет.
Устроился в углу, обхватив острые худые коленки, и стал размышлять о том, как он отомстит людям. Когда скашивал глаза к переносице, что-то мешало. Надо же, нос у него вдвое распух и вырос – наверное, из-за того, что он переболел простудой.
Время от времени с улицы доносились шаги – все спешили мимо, но вот кто-то повернул к развалюхе. Заскрипели прогнившие ступеньки, потом скрипнула дверь.
На пороге стояла маленькая старушка в залатанном зимнем плаще. Заплатки были разноцветные – розовая, желтая, зеленая, белая в красный горох, из-под надвинутого капюшона виднелись серые кружева чепца, тонкие, как паутина. Длинный мясистый нос весь в рыжеватых веснушках, а глаза черные, блестящие, озорные. На руке у нее висела холщовая сумка с тряпочной картинкой, изображавшей крысу в полосатых штанах, которая держала в зубах ломоть сыра.
– Здравствуйте, сударыня, – вымолвил он испуганно.
– Здравствуй-здравствуй, – отозвалась старушка ласково. – Кому сударыня, а тебе тетушка. Нынче я всю ночь шила да тачала – так и знала, что кому-то пригодится обновка. На-ка, оденься.