По настоянию Маккенны, Фрэнчи, едущая вместе с ним в голове отряда, сосредоточилась на дороге. Ее лицо заливала краска, глаза сияли. Дышала она быстро и неглубоко. Маккенна чувствовал, что с каждым шагом апачского пони и его дыхание несколько замедляется, и дело тут было вовсе не в высоте. А в "лихорадке эдамс".
Он обернулся, проверяя, не изменился ли строй их каравана. Шотландец прекрасно знал, что с каждой новой пройденной отметкой, Пелон все больше и больше будет обретать в себе уверенность и под конец, ссылаясь на собственную память, может и вовсе отказаться от услуг проводника: в легенде даются все наводки, зачем тогда нужен Глен Маккенна с его картой? Взглянув наверх и увидев свет, Маккенна удостоверился, что они вышли именно туда, куда приходил и Эдамс. Взгляд, брошенный на спутников, успокоил шотландца, правда, всего на мгновение.
Сразу же после Маккенны и Фрэнчи, закрывая их могучей спиной от ружей Пелона и Микки, ехал Хачита. За Хачитой - Маль-и-пай с вьючной лошадью, затем - Микки, а тыл прикрывал Пелон, способный с одного выстрела - если понадобится - уложить кавалерийского разведчика. На случай подобной "надобности" сонорский бандит ехал, не вынимая правой руки из-под сердца.
Удовлетворенный увиденным, Маккенна привстал в стременах и помахал Пелону рукой. Бандит махнул в ответ и крикнул:
- Хола! Что-нибудь видно?
И сверкнув глазами ничуть не менее дико, чем Фрэнчи Стэнтон, старатель рявкнул в ответ:
- Давай сюда! Ко мне! Сейчас все увидим!!!
С этими словами он вонзил шпоры в бока апачского пони, и лошадка, сделав последний рывок, прыжком одолела оставшиеся метры тропы. В следующее мгновение Маккенна вырвался на открытое пространство. Остальные послали лошадей строевой рысью, пытаясь первыми проскочить за шотландцем и собственными глазами увидеть то, что открылось старателю.
Да, это было зрелище... Поверхность каньона оказалась сморщенной, искореженной, разбитой, словно лицо девяностолетнего старика. Несмотря на то, что общее повышение уровня платформы не превышало тридцати футов, поверхность имела абсолютно "плоский", горный вид. И везде тощую зеленую травку и извивающиеся посадки карликовых сосен пробивали черные и черно-серые выбросы твердой, как сталь, вулканической породы.
Вот оно, подумали все: плоскогорье перед входом.
Но стоп. Чего-то не хватало. Что-то было не так. Пелон пришпорил лошадь и притерся к самому боку старательского пони.
- Секунду назад, - зарычал он, - мне казалось, что ты привел нас именно туда, куда следовало. Но я не вижу... Где "Апачский Почтовый Ящик"?..
Старатель покачал головой.
- Понятия не имею, - сказал он, вглядываясь в плоскогорье. - По идее мы должны его видеть... Подожди, может, Хачите удастся его отыскать? Зрение у него получше, чем у остальных. Хола! Хачита, иди-ка сюда!
Огромный апач встал рядом с Маккенной и принялся рассматривать вкрапления лавы. Но и он покачал головой.
- Нада. Ничего. Никаких следов "почтовых скал".
- Подожди, ну, подожди же! - крикнул Маккенна, увидев, как темная кровь прилила Пелону к лицу. - Значит, в легенде есть что-то такое, что мы проглядели... - Он принялся лихорадочно соображать, не столько напуганный взрывным темпераментом бандита, сколько распаляясь сам. И, издав на испанском рычащее проклятие, он сверкнул глазами. - Ну, конечно! Слушай: Эдамс упоминал небольшой холм. Помнишь? Они увидели "почтовый ящик" с небольшого возвышения. Ищите же, ищите!..
- Вот он! - прошипел Микки Тиббс. - Немного влево. Видите? В форме волчьей головы: две сосенки - уши, а лавовый подтек - язык. Ну-ка!
Через перепаханные скалы все устремились к темному пятну лавы. Естественная тропа вела к его вершине. С неё открывался вид на огромную "чашу" земли, уходящую под откос на запад и полностью сокрытую от посторонних глаз, смотрящих с вершины каньона Тыквенного Поля.
- Элли! Элли! - взвыл Хачита, подключаясь к захватившей всех игре. - Вон оно: "почтовое место"!
Через секунду все увидели отметку и, вопя и улюлюкая, словно чистокровные индейцы прерий, устремились к ней. У "ящика" всех затрясло. За тридцать три года ничего не изменилось. Даже несколько обструганных "телеграммных" палочек торчало из щелей в скале. Старинная "почта" работала. От облегчения все засмеялись. Все, кроме Хачиты. Гигант хмурился.
- Странно, - бормотал он. - Похоже, палочки выструганы совсем недавно...
Мгновенно среди смеющихся как будто сверкнула молния, и все замолчали.
- Что? - спросил Пелон. - Ты шутишь?..
- Не думаю, - подъехал к ним Глен Маккенна. - Кажется, он прав. Старатель взобрался на пирамидальную скалу и наклонился. Потрогав одну палочку, он оставил её на том же месте. Потом потер большой палец указательным. Липко.
- Они действительно вырезаны недавно, - сказал он. - Сок ещё струится. Отведите лошадей. Может, нам удастся прочесть следы тех, кто здесь побывал...
Но рыжебородый старатель ошибался. Им не удалось ничего отыскать. Долго думать не пришлось: кроме отпечатков копыт лошади Глена Маккенны, к пирамиде не вели больше ничьи следы.
ЗДЕСЬ ПОПАХИВАЕТ ИНЫМИ МИРАМИ
- Что означают эти палочки, Хачита? - спросил Маккенна.
Говорить пришлось ему, потому что суеверный полукровка Пелон Лопес вместе с четвертькровкой Микки Тиббсом сейчас оглохли от воплей родной индейской крови. Старая Маль-и-пай громко бормотала индейскую молитву, отводящую беду, и даже великан-Хачита, чувствуя себя крайне неуютно, сначала отказывался говорить.
- Здесь сказано: "Апачи были и вернутся", - наконец выдавил мимбреньо.
- И все?
- Нет, ещё одно... одно слово: "Помни..."
- Значит: "Апачи были и вернутся - помни...", - повторил Маккенна задумчиво. - Словно две фразы стыкуются и одновременно не состыковываются. Кто мог сюда приходить, Хачита?
- Я знаю, кто сюда приходил...