— Ну что, карга? Получила? Говорил же тебе — заткнись. Я бы и сам тебе наподдал, если бы не был достойным сыном достойного отца. Эти уж мне индейцы. Все они — психи. Ладно, Маккенна, поехали. Где тут у нас золотые россыпи?
— Точно! — прошипел Микки. — Света ещё достаточно, чтобы увидеть, как блестит золото.
— Насколько я помню карту, — пробормотал Маккенна, — основная порода — с нашей стороны луга, там, где поток выписывает этакую восьмёрку. Видите, где ручей разбивается об отмель? Два серпообразных потока…
— Да, да!..
— Вот там надо искать золото.
Пелон с Микки обменялись насторожёнными взглядами и тут же припустили по гравию. Фрэнчи бросила поводья и устремилась за ними. Маль-И-Пай, всё ещё бормоча апачские молитвы и прижимая развевающиеся юбки к коленям, не отставала от девушки.
Лишь Хачита с Маккенной остались на тропе.
— В том, что сказала сейчас эта старуха, — пробормотал великан-апач, — был смысл. Чёрт меня подери, ну почему я никак не могу вспомнить?
— Не тревожься о духах, — сказал Маккенна. — Маль-И-Пай их везде найдёт. Ты же знаешь.
— Нет, меня беспокоят не духи.
— Что бы это ни было — забудь. Друг мой, ты всё вспомнишь, дай время. Разве я не обещал?
— Да, правильно. Пойдём, взглянем на золото, белый друг.
И они пошли к ручью. Издалека было видно, как Пелон, Фрэнчи, Маль-И-Пай и Микки вопят и пригоршнями подбрасывают вверх гравий. Наклонившись над редкой, ломкой травой и захватив горсть песка и мелких камешков, Маккенна понял причину их безумия. Даже находясь в вечернем свете, даже невооружённым глазом он увидел в породе, над которой уже потрудились Адамс и его ребята, столько песка и самородков, что этого хватило бы не на один день работы в обычной разработке.
— Боже мой, — пробормотал шотландец, — неужели, неужели…
Он медленно, как во сне, поднялся. Единственная мысль крутилась в его голове: «Я богат, богат, богат, богат, богат, богат, богат…»
Он был богат. Он напал на единственную и неповторимую жилу, о какой мечтают все старатели мира.
— Боже мой, Боже мой… — он рухнул на колени и принялся сыпать на себя полные горсти песка, зарываясь в него лицом, играя с ним, как ребёнок играет мыльными пузырями, вылетающими из-под добрых рук его матери…
Каньон Дель Оро
— Давай, поднажми. Мы почти у цели. Поднимай же!..
Хачита кивнул. Маккенна, наблюдавший вместе с остальными за его работой, припомнил историю Адамса: как после гибели спутников тот полз по тропе обратно в лагерь. Адамс говорил, что в темноте подобрался к дымящимся развалинам хижины и стал копать землю среди горячих угольев, чтобы расчистить плиту и забрать из-под неё немного песка и самородков. Он клялся, будто камень так раскалился, что до него невозможно было дотронуться. Позже, когда в его словах усомнились, он признался, что ждал, пока камень слегка остынет, но в это время рухнула балка, поддерживавшая потолок, и плита, которую Адамсу удалось-таки слегка приподнять, снова грохнулась на своё место. Бревно легло так, что перегородило надвое вырытую Адамсом яму, и он мог видеть сияющие кучи золота, но достать их не мог.
Слушая легенду, Маккенна всегда презрительно кривился в этом месте. Ни один человек не смог бы вернуться в каньон, полный апачей, — Адамс насчитал их три сотни! — ради нескольких пригоршней золотого песка. Первое, что пришло в голову опытному старателю, — запомнить месторождение, нарисовав примерную карту, и вернуться позже с подмогой. Но сейчас, когда Хачита стал поднимать бревно, припечатавшее плиту, под которой находилось золото, сомнения относительно правдивости Адамса исчезли. Зная, сколько всего золота должно лежать в этом земляном котле, он, Глен, тоже пробрался бы сюда — даже мимо тысяч и тысяч танцующих апачей.
Вопль Пелона, переходящий в волчий вой, разорвал напряжённую тишину.
Обугленный брус под мощными руками Хачиты поддался вначале на шесть дюймов, затем на фут… Казалось, он вот-вот снова рухнет, и тогда, закричав, к апачу подскочили Маль-И-Пай и Микки Тиббс и подставили спины под ускользающий конец бревна. Фрэнчи посмотрела на рыжебородого старателя, словно говоря: «Что же ты? Помогай!..». И тут же сама поднырнула под пятнадцатифутовую балку, рискуя быть раздавленной или искалеченной, потому что отчаянных усилий Хачиты было явно недостаточно, чтобы откинуть брус с известняковой плиты, скрывающей заветный клад.