Поэтому он взял свою порцию пахучей ослятины и жестяную кружку с крепким индейским кофе. Принялся есть и пить в хмуром молчании, пока бандит и древняя ведьма вопросительно пожирали его глазами, ожидая появления сестрицы Сэлли.
Когда, после получаса продолжительного молчания, она так и не появилась, Маккенна необыкновенно разволновался. Пелон и Малипаи заметили это. Они принялись следить за ним пристальнее, с растущим подозрением. Наконец вождь бандитов заговорил.
— Ну, — сказал он, — что ты с ней сделал? Что произошло между вами?
— Ничего, — заявил горячо Маккенна, — клянусь.
— Что случилось? — повторил Пелон.
— Я сказал тебе — ничего.
— Она преследовала тебя. Мы это видели. Вы оба поплыли в тот, другой водоём вон там. Мы её знаем. Она хотела попытаться побыть наедине с тобой. Нам показалось, будто и ты хотел того же.
— Ни за что! — вскричал Маккенна. — Эта женщина меня ужасает!
Разбойник внимательно смотрел на него, сверкая глазами. Наконец он спросил в третий раз:
— Что произошло?
Маккенна понял, что должен быть теперь очень осторожным. Своей интуицией дикарей они чуяли ту же безымянную тревогу, что и он. Она стала общей для всех троих. Старуха так же пристально глядела на него.
— Я отверг её, — просто сказал он Пелону. — Она настаивала, и мне пришлось отбросить её. Она упала. Когда поднялась снова, сверкнула на меня глазами, словно загнанная пума, прыгнула в скалы и помчалась вниз по каньону. Я не видел, куда она бежала, но слышал топот ног. Она побежала туда и скрылась.
Пелон метнул мрачный взгляд на Малипаи, а в следующий миг был уже на ногах.
— Боже мой, амиго, — сказал он Маккенне, — тебе следовало бы сказать мне об этом раньше! Пошли, ещё, быть может, есть время!
— Время? — спросил золотодобытчик, вставая. — Для чего?
— Оттащить её от него! — проскрежетал разбойник. — Она бросилась вниз на этого бедного дурня-мимбреньо, чтобы излить всё, что у неё накопилось. Он же не в силах иметь дело с женщиной. Ум у него младенческий. Она сведёт его с ума.
Он начал удаляться от костра рысью странствующего воина-апача, затем резко остановился. Сзади застыл и Маккенна, глядя туда, где тропа с низовьев каньона выходила на луг.
Из затенённого зева каньона на яркий свет открытых трав вышел Хачита.
На руках, обнажённая, обвисшая мёртвым грузом, означающим лишь одно, лежала ненасытная дева апачей, Сэлли.
— Да-е-са!— в отчаянии вскричал Хачита. — Умерла…
28
Яблочко от яблоньки
Тёмная, спотыкающаяся речь Хачиты кое-как объяснила им, что произошло. То была грустная история. Пелон был прав в отношении него. Он не имел большого опыта с женщинами. На самом деле, вообще никакого опыта. Он был таким большим и глупым, к тому же безумным — со своей лошадиной физиономией — и так стеснялся и опасался женщин, что они избегали его, а он не мог заставить себя подойти к ним. Сэлли никогда прежде и не глядела на него. Теперь же она кинулась вниз по каньону, где он следил за Юным Мики. Она подошла к нему без одежды, в солнечном свете, извиваясь своим прекрасным телом, побуждая мужчину к самым низменным вожделениям.
Но даже тут Хачита только приветствовал её и попросил удалиться, поскольку стоял на страже. Но она засмеялась над ним и обхватила руками, а потом помогла обнять себя, и — ну, вскоре они были уже на горячем песке, тяжко дыша и рыча, словно двое зверей, а потом внезапно Хачита, обнявший её за шею, потянул к себе и услыхал, как что-то хрустнуло. Она замерла и осталась лежать, глядя прямо вверх, расширив яблоки глаз. В них не было жизни, и Хачита, как ни был он слаб разумом, понял, что Йосен забрал её душу, и Сэлли больше нет.
Пока великан-мимбреньо пересказывал эту простую драму, Маккенна склонился и оглядел обмякшее тело Сэлли. Он приподнял голову и отпустил её. По тому, как голова упала и откинулась на подставленную руку, повиснув, с гротескно отвёрнутым подбородком, он понял, что Хачита сломал ей шею в ярости и неведении своей страсти. Он поднялся, едва индеец закончил своё признание. Хачита ждал его слов, как Малипаи и Пелон. В этот момент, в момент сомнения, все обратились к разуму и опыту белого человека. Последний, окинув взглядом их лица, был изумлён, увидев, как плачет гигант Хачита. Никогда не доводилось ему прежде видеть плачущего апаче. Не доводилось, несомненно, и Малипаи с Пелоном. Слёзы, в смысле увлажнения глаз под действием чувств, — это было знакомо… Такие вещи не шли в счёт как среди мужчин, так и женщин. Но плач? Настоящие, пролитые слёзы? Они были чужды природе апачей. И Маккенна мог заметить, что Пелон, как и его жестокая старая мамаша, раздосадован своим индейским родичем, и потому он заговорил с Хачитой, отвернувшись от остальных, как следовало поступать в подобных неловких обстоятельствах.
— Мой друг, — сказал он огромному апаче, — пойдёшь ли ты поговорить со мной? Мы можем отправиться одни, и ты выскажешь мне, что хочешь, или не скажешь ничего. Мы можем просто посидеть и дать воспоминанию об этой тяжкой минуте уйти прочь. То, что случилось с этой бедной женщиной, не твоя вина. Я объясню это тебе, если ты позволишь. — Он чуть помедлил, дав юному великану подумать, затем добавил: — Ты знаешь, Хачита, что твой друг, погибший у Черепов, доверял мне. Разве это не верно?
Сейчас он полагался на удачу. Он не знал, что думал о нём Беш, но индейцы вообще чрезвычайно восприимчивы, а он был уверен, что погибший юноша-чирикауа платил ему тем же в ответ на его собственную заинтересованность и симпатию. Он не ошибся — ход был удачен.
— Да, — сказал Хачита, поднимая свою огромную голову и проводя рукой по глазам, смахивая слёзы, — это так. Мой друг, погибший там, сказал, что я должен доверять тебе, если что-либо случится с ним. Он сказал, что ты — хороший белый человек. Он сказал мне также что-то ещё, не о тебе, но это было очень, очень важно. Я пытаюсь вспомнить, что именно, с той самой минуты, как он погиб. Но ты знаешь, как бывает, патрон, с бедной головой вроде моей…
— Ум твой не беден, — ответил Маккенна — Просто ты не подвержен тревогам в такой степени, как многие из нас. Ты — счастливее. И следовало бы радоваться этому. Пойдём теперь, присядем под тополями и выпьем кофе.
Хачита послушно кивнул, и они отправились.
Но Пелон уже пришёл в себя.
Он быстро приблизился сзади и проскрипел, обращаясь к Маккенне:
— Погодите минутку! Какого чёрта вы намерены делать? Ты ещё не сказал мне о моей сестре. Отчего она умерла?
— Шея, — сказал Маккенна. — В своей страсти он сломал ей шею. Так, как сворачивают курам. Он не отдавал себе отчёта в том, что делает. Он невиновен.
— Я знаю, знаю, — рявкнул бандит. — Боже, об этом-то мне можешь не говорить!
— Ба! — вскричала старая Малипаи, вскакивая, чтобы присоединиться к совету. — Невиновен! Вы, мужчины, всегда невиновны. Чёрт побери, что же делать со злобным жеребцом, который не знает, как завалить кобылу, не убив копытами, не перекусив ей шею и так далее? Что делают с таким конём, я спрашиваю? Чёрт вас возьми, негодяи! Его убивают, вот что! Берут сукина сына, заводят в кусты и разносят пулей его пустые мозги!
Пелон вовремя прыгнул на неё. Он выдернул старый винчестер из рук апачки, когда она уже поднимала его, чтобы осуществить задуманное.
— Проклятье! — вскричал он. — Палить из ружья здесь, в тишине каньона, когда мы ожидаем…