Выбрать главу

Данн Аллан

Золото мертвеца

Аллан Данн

ЗОЛОТО МЕРТВЕЦА

Приключенческий роман

перевод с английского

Глава первая. Скайфилд.

Четверка людей, стоящая в дальнем углу бара у входа в соседний танцевальный зал, невольно привлекала внимание. Не то, чтобы каждый из них в отдельности сильно выделялся среди разношерстных обитателей старательского лагеря, но вместе они создавали необычное сочетание. В старательском деле, как и на войне, возникают самые неожиданные компании, однако закадычная дружба людей, столь разных по возрасту, темпераменту, внешности и жизненному опыту, встречается не часто.

"Четверка" - так Стоун прозвал шахту, которую они медленно прорубали в пласте упрямого темно-красного порфира, под которым залегала богатая жила сильванита. Открытие этой жилы вызвало наплыв большого числа людей в Скайфилд, превратив это скопление остроконечных вершин в людской муравейник, где никогда не прекращалась работа и никогда не угасала надежда. "Четверка" -так этих людей называли в лагере, хотя каждый из них имел собственное имя.

Джим Стоун - мечтатель, прожигатель жизни, оказался здесь из-за собственной безалаберности; его одежда, состоящая из бриджей для верховой езды, сделанных в Бедфорде, ботинок с крагами из Кордовы и серой фланелевой рубашки, была мало пригодна для носки, однако наполняла его чувством собственного превосходства, делая агрессивным даже в бедности, Джим был загорелым голубоглазым блондином, широкоплечим, но сутулым с недостаточно развитой грудной клеткой. При взгляде на его упрямый подбородок становилось ясно, что ежемесячно получаемые им денежные переводы из Нью-Йорка объясняются отнюдь не благотворительностью. В действительности эти деньги были частью его наследства, завладеть которым целиком он не мог, но так как он никогда и ни с кем не обсуждал своих дел, то его считали одним из тех, от кого родственники откупаются, удерживая вдали от семейного крова. В лагере его прозвали "Пижоном".

Вторым из этой четверки был Уот Лайман, чья белая окладистая борода прикрывала выцветшую голубую рубашку, а видавшее виды обветренное лицо, словно вырезанное из красного дерева, было изборождено морщинами. Уот Лайман, единственный старатель из четверых, гигант, чьи глаза слегка помутнели, а мышцы утратили былую упругость, но чье слово было нерушимо, а мужество не подвергалось сомнению.

Третьим по счету был человек, называвший себя Фрэнком Хили. Его темные глаза были слишком маленькими, слишком близко посаженными, слишком бегающими, а руки, казалось, были более привычны к колоде карт, чем к шахтерскому буру. Мягкотелый, с высокими скулами и ястребиным носом, тонкогубый, усмехающийся, подозрительный, немногословный - он был похож на проигравшегося игрока. В Скайфилде ему дали прозвище "Хитрец".

И, наконец, "Лефти" (Lefty - левша (англ.) Ларкин, низкорослый, коренастый, но сильный, во многом примитивный. Его лицо со вздернутым носом, глубоко посаженными бледно-голубыми глазами и глубокими носогубными складками напоминало морду английского мопса. В его простоте была какая-то прямолинейность и грубоватая честность. Создавалось впечатление, что он не способен лукавить со своими товарищами. О его возрасте было трудно догадаться. "Кокни", эмигрировавший из Лондона и прошедший школу жизни в Бауэри, он был солдатом, моряком, лудильщиком, вором, боксером пятого разряда и бродягой. В Скайфилде его называли "Боксер".

Стоуну казалось, что Лефти не совсем добровольно выбрал Скайфилд местом своего обитания и в глубине души надеется уехать отсюда. Его не интересовало, что натворил Лефти. Стоуна забавлял этот взрослый беспризорник, и после первой же беседы он предложил Лефти работу на своем участке. Никакой платы, разве что к концу месяца останется немного денег после покупки еды и взрывчатки; лишь право на часть хижины со всем его содержимым, а также на часть шахты и долю того, что в ней будет добыто. Стоун не рассчитывал здесь на удачу. Уот Лайман был единственным, кто поддерживал у четверки веру в успех их предприятия.

Джим Стоун застолбил участок и, не зная как приступить к его разработке, взял в партнеры Лаймана, который только что вернулся из очередного скитания и нуждался в заработке. Фрэнк Хили подвернулся случайно, предоставив кое-какие деньги, когда приток ежемесячных чеков Стоуна неожиданно прервался из-за упадка на рынке ценных бумаг, а также из-за того, что Стоун как-то не удосуживался декларировать свои доходы для уплаты налогов. Так собралась вместе четверка, в честь которой Стоун и назвал вновь заложенную шахту.

Сам Стоун работал буром и выгребал дно шахты. Лайман дробил пласт и закладывал динамит. Хили готовил пищу и, надо сказать, готовил хорошо; никто в Скайфилде не питался лучше "Четверки". Лефти занимался мелким ремонтом и заточкой инструментов, прибирался в хижине. Стараниями Лефти она содержалась в том порядке, как будто здесь орудовала вышколенная горничная, а не бродяга "кокни".

В последнюю неделю Стоун время от времени подменял Лаймана, так как порфир в шахте пошел твердый, как цемент. Лайман был почти вдвое старше его, и Стоуну было неловко оставлять на долю пожилого человека всю тяжелую работу. Он был вознагражден за это. Через какое-то время он почувствовал, как стали наливаться мускулы на его спине и руках. Впервые за много лет он дышал полной грудью. Было истинным наслаждением чувствовать отдачу молотка и звон грибовидного наконечника бура, чувствовать, как сталь вгрызается в скалу, и с ворчанием напоминать Лайману о том, что пора заливать в отверстие немного воды из жестянки, слегка поворачивать наконечник бура перед следующим ударом. Но результаты были невелики: небольшой колодец в скалистой породе даже не напоминал шахту.

- Понимаете, - бодро сказал Лайман, передавая бутылку Хили и Лефти, стоявшим ближе остальных к танцевальному залу, - о глубине шахты заранее ничего нельзя сказать. Трентон наткнулся на месторождение почти у травяных корней. А у Двойного Пика они нашли что-то стоящее только после восьмидесяти футов проходки.

- Господи! - воскликнул Лефти. - А мы-то прошли только около восемнадцати! Эта чертова скала тверже, чем сердце скряги. Наконечники тупятся, как будто они из олова, а не из стали.

- Не думаю, что порфир следует за естественной впадиной, - продолжал Лайман. - Мне кажется, он должен находиться на обычном уровне, как если бы его заливали сюда в жидком виде.

- Если эта скала когда-либо была жидкостью, - прервал его Лефти, - то проклятые пирамиды сделаны из каши.

- Неизвестно, сколько нам еще придется пройти, - спокойно продолжил Лайман в ответ на слова Лефти. - Толщину скалы мы оцениваем только по рельефу местности. Другие это тоже видели, поэтому нам и удалось так легко получить права на этот участок. Но главное это то, что под этим пластом находится золото.

Внезапно он остановился. Наблюдавший за ним Джим Стоун вдруг увидел, как добрые морщинки в уголках глаз и у рта исчезли, а вместо них появились глубокие жесткие складки. Серые глаза его вспыхнули, и взгляд стал твердым. Даже борода, казалось, ощетинилась. Лайман вдруг как будто помолодел. Движения его, обычно неторопливые, стали координированными, целенаправленными, быстрыми.

Одной рукой он отодвинул Стоуна, а другой потянулся к кобуре с шестизарядным револьвером, висящем на его правом бедре. Стоун поверх его плеча заметил, что посетители бара вскочили со своих мест и жались к стенам и стойке. Бармен исчез. Дверь открылась, и в ее проеме в лучах заходящего солнца возник силуэт мужчины. В освещенной солнцем фигуре было что-то зловещее. Между его согнутым локтем и телом возник яркий треугольник света, который сначала увеличился, а потом снова сомкнулся, подобно затвору фотокамеры. Раздался выстрел, и почти тотчас же другой. Лишь на долю секунды незнакомец опередил Лаймана. Стоуну показалось, что он слышал звук удара пули, попавшей в грудь Уота Лаймана. Лайман отшатнулся назад, хватаясь за край стойки. Потом раздался глухой стук. Человек в дверном проеме рухнул на пол, и револьвер выпал из его рук.

Когда дым от выстрелов рассеялся, стало видно, что незнакомец лежит неподвижно, выбросив вперед руки и подогнув ноги; в позе пловца, внезапно отброшенного назад набежавшей волной. Из-под его головы, словно сплющенный червяк, выползала темная струйка. После грохота выстрелов, гулко прозвучавших в помещении с низким потолком, наступила краткая тишина. Потом из танцевального зала повалили мужчины и женщины. Посетители, жавшиеся к стенам, выскочили на середину комнаты, глазея на распростертое тело. Из своего укрытия показался невозмутимый бармен. Снаружи послышался топот, и в дверях показался шериф Скайфилда. Бросив быстрый взгляд на убитого, он переступил через тело и вошел в бар, направляясь туда, где Стоун поддерживал раненого Лаймана. Последний уже убрал в кобуру свой револьвер и держался правой рукой за грудь. Как только шериф приблизился к нему, он постарался выпрямиться.