— Все, Тим, я больше не могу, — прошептал он, закрыв глаза, в которых все плыло и кружилось.
Старшина устало сел рядом, утер изодранным рукавом ватника вспотевшее лицо и уронил голову на грудь.
За прошедшую неделю ребята еще больше осунулись и почернели — рыба в мелких озерцах больше не попадалась, да и ловить ее было не на что: кончилась наживка.
Питались молодым ягелем, изредка встречавшейся прошлогодней вымороженной морошкой и вызывавшими тошноту сырыми грибами, поскольку варить их было не на чем.
Выбираясь из зыбкого болота, куда они ненароком забрели, беглецы едва не утонули и лишились котомки с огнивом, кресалом и котелком.
К тому же Сашка вывихнул ногу, которая посинела и опухла, а Тим, постоянно жевавший всякого рода зелень и даже кору деревьев, мучительно страдал животом, часто отходя в сторону.
Все эти дни с пугающим упорством за ними следовали волки. Теперь их было два. Близко звери не приближались, но то и дело возникали на дальних сопках.
Через некоторое время Сашка со стоном приподнялся, морщась от боли в ноге, сел, бросил мутный взгляд на поникшего головой Тима и прислушался.
Откуда-то издалека, с простирающегося справа плато, едва различимо доносился волчий вой, низкий, протяжный и тоскливый.
Сашка вздрогнул, повернул на него голову.
В самом начале уходящего к горизонту массива белело какое-то пятно. И не такое, как остатки снега, тающего в его складках, — яркое и меняющееся.
— Тим, — хрипло прошептал он.
— Чего?
— Посмотри, что там, справа, за белое пятно, или мне мерещится?
Напарник поднял голову, потер руками лицо и стал бессмысленно озираться.
— Да справа, я тебе говорю. Вон, у плато, — показал дрожащей рукой в ту сторону приятель.
— И точно, Сань, что-то белеет. На снег не похоже, а? — широко раскрыл воспаленные глаза Тим.
— И мне так кажется.
Они с трудом поднялись, опираясь друг на друга, и стали пристально вглядываться в даль, затем, едва волоча ноги, побрели в сторону возвышенности.
Примерно через километр пятно увеличилось, показалось, что оно шевелится.
— Дак это ж купол парашюта! — внезапно прохрипел Тим и, спотыкаясь о кочки, заспешил к пятну. Едва поспевая, Сашка направился за ним, то и дело падая, но снова поднимаясь.
Спустя полчаса, тяжело дыша, напарники стояли у лежавшего на земле купола парашюта. Его шелк серебристо блестел в солнечных лучах и едва уловимо колыхался от порывов легкого ветра.
— А где летчик? — посмотрел Сашка на Тима.
— Хрен его знает, — мрачно пробурчал тот, — наверное, в тундру ушел. Чего ему тут делать?
Он видел, что парашют не такой, с какими приходилось иметь дело, и насторожился.
— Давай по-быстрому, сворачиваем купол. Шелка на портянки нарежем, а стропы на снасть распустим.
Сопя, парни потянули к себе неподатливый купол и обнаружили под ним наполовину ушедшее в мох тело человека.
— Вот он, твой летчик, — сказал Тим, опускаясь на колени, — совсем свежий.
Через секунду в его руке появился извлеченный из кобуры на поясе мертвеца пистолет.
— «Вальтер», — восхищенно прошептал моряк. — У меня такой был. — И выщелкнул из рукоятки обойму с блестевшими там патронами.
Загнав ее обратно, сунул оружие за пояс.
— А ну-ка, давай вытащим этого аса, — обернулся к стоявшему рядом с открытым ртом приятелю.
Вместе, путаясь в стропах, они с трудом извлекли из пропитанного водой мха неподатливое тело, оттащив чуть в сторону.
Вместо лица у немца была размокшая в воде бесформенная маска и пряди прилипших ко лбу волос.
— Ты смотри, какой был красавчик, — хмыкнул Тим, протягивая ему извлеченное из нагрудного кармана немца удостоверение пилота люфтваффе и пухлый кожаный бумажник с золотой монограммой.
С фотографии на документе на Сашку холодно смотрел молодой симпатичный парень с аккуратной прической и пробором на голове, чем-то похожий на артиста.
— Лейтенант Отто фон Вернер, — по складам прочитал матрос. — Ты слышишь, Тим? Целый «фон», это у них вроде нашего графа.
— Да, парень, видать, был не бедный, гляди, какие у него часы.
Сашка принял из рук приятеля отсвечивающие тусклым металлом необычно тяжелые часы с браслетом и внимательно стал их рассматривать. На задней крышке имелось клеймо — орел со свастикой, а также какая-то гравировка.
— Фельдмаршал Геринг, — разобрал он последние слова. — Ни хрена себе! Тим, эти часы от Геринга!