— Вот ты сучка! — возмутилась ее подруга. — На меня одну хочешь все повесить?
— Тебя никто за язык не тянул, — зло сверкнула глазами девушка. — Дала клятву — держи. А я….
— Ух! — аджин выплеснул водку в рот. — Хранитель, пусть они уйдут, это в их интересах. И скажи им, что я никогда ничего не забываю.
Он нехорошо зыкнул на ведьм и отправился в свое логово, благоухающее жареным луком и мясом.
— Валите отсюда по-хорошему, — посоветовал я девушкам. — Если не желаете второй серии фильма ужасов.
— Нас уже нет, — с готовностью отозвалась одна из них. — Подруга, уходим.
— Расплатиться не забудьте, — велел им Ласло, с улыбкой глядя на эту парочку. — Вы же ели, пили, верно?
— Ага, — ведьма извлекла из сумочки тысячную купюру, положила на стол, а после, подумав секунду, даже подсунула ее под прибитую к столу пепельницу, чтобы ветер не унес. — Сдачи не надо! И — спасибо непосредственно тебе, красавчик. Слово даю — не забуду этого добра.
Речь шла не обо мне. О Ласло.
— Стоять, — негромко велел я, когда ведьмы почти вышли из заведения, и они послушно выполнили мой приказ. — Последний вопрос. Вас же не Марфа послала, верно? Это была просьба Воронецкой?
Я был уверен, что да. Как только мне стало ясно, чем именно эти двое занимаются, то у меня и тени сомнений не возникло по этому поводу. Ну в самом деле — на кой Марфе заниматься такой мелочовкой? А вот Стелле как всегда надо знать все.
— Впервые слышу эту фамилию, — прощебетала одна из них.
Вторая, та, что теперь ходила в должниках у аджина, промолчала, но я успел уловить совсем короткий подтверждающий кивок.
— Ну нет и нет, — развел руки в стороны я. — Тогда — пока. Брысь отсюда!
И, поддерживая меня, взревел мужик за столом, причем настолько громко и страшно, что я даже подскочил на месте от неожиданности. А Ласло, надо заметить, только расхохотался.
Девушки пискнули, глянули на нас и припустили вниз по улице, сверкая круглыми коленками и размахивая сумочками.
— Потеха! — пробасил бородач, почесав себя под мышкой крепкими ногтями. — Спасибо, мужики, славно посидел!
Он припечатал к столу пятитысячную купюру и тоже направился к выходу, попутно потрепав меня по плечу.
— Оборотень, — сообщил мне мадьяр, когда я присоединился к нему. — Medve. Это по-вашему…
— Медведь, — хмыкнул я и отпил пива. — Что? Трудно не догадаться.
— Мне по душе их племя. — Ласло достал из кармана легких брюк портсигар, в котором обнаружились тонкие сигареты. — Оборотни грубы и прямы, это так, но зато всегда держат свое слово, причем независимо от того, кому оно было дано — другу или врагу. И всегда платят по счетам, что в наше время не меньшая редкость.
— В отличии от бабаек, — поддержал его я.
— Бабак, — поправил меня мадьяр. — Эти девушки станут именно ими, их души уже отданы Ночи, сего не изменишь. У них был выбор, кем стать — тюндерекой или бабакой, они его сделали.
— Много незнакомых слов — пожаловался я.
— В каждой женщине обитает непознанное. — Ласло щелкнул зажигалкой, затянулся сигаретой и выпустил ароматный дымок. — Но не каждая из них готова жить под Луной. Те, что решаются на это, имеют право выбрать, кем стать — тюндерекой, доброй знахаркой, помогающей людям, или бабакой, той, что несет в мир зло. По сути, это стороны одной монеты, но различие, согласись, есть.
— И еще какое.
— Но они все равно остаются людьми, — продолжил мадьяр. — Хорошими, плохими — но людьми. Потому я и проявил снисходительность, глядя на их мучения. А вот будь они босорками, то еще бы и от себя что-нибудь к чарам Абрагима добавил.
— А это кто такие? — жадно спросил я.
— Босорки очень плохие, — покачал головой Ласло. — Очень. В них людского не осталось, выжгли они его из себя. Для них чужие страдания как пища, они боль и страх пьют как вино. Да и кровью не брезгуют, если выдается возможность ее хлебнуть. Босорки — они… Как это… Живые мертвецы. Тело живое, а душа мертвая.
Однако, весело у них там, в Мадьярии. Нет, наши ведьмы все же получше будут. Стервы — это да. Но чтобы кровь пить? Хотя… Кто ее, Воронецкую, знает?
Но вообще — интересно получается. В каждой избушке свои погремушки, в каждой стране свои национальные особенности. Мир Ночи, похоже, далек от космополитизма, и это хорошо.
Тем временем к нам снова присоединился Абрагим, принесший несколько кружек пива и собравший по дороге деньги со столиков.
— Марфа, — проворчал он, плеснув себе водки. — У, я ей!
— Денек не подождешь? — попросил я его. — Давай ты завтра ей, а не сегодня?