— Смотри-ка ты, он еще шутит! — удивился Жереба. А так, как удивлялся он, не удивлялся никто. Казалось, в процессе этого изумления участвовало не только его лицо, но и все тело как бы подавалось вперед, словно говоря: «Это ж надо!»
Лодка между тем ткнулась в узкую полоску песка под скалой, Ванька выскочил на берег и с озабоченным лицом начал исследовать днище нашего судна, временами постукивая по борту пальцами, как пульмонолог по груди больного. Его диагноз оказался неутешителен.
— Хреново, — вздохнув, сказал он. — Треснул наш челнок.
— Что, сильно?
— Прилично. По спокойной воде еще ничего, но если еще один такой удар, то все.
— Что же делать? — за всех спросил я.
Ванька только усмехнулся своим щербатым ртом.
— Что-что? Плыть! Пройти это ущелье до конца, а там уже будет легче. Встанем справа, там таежка неплохая, надо попробовать укрепить борт и шестами запастись. А то Илюшка наделал хрен знает что, впору только в зубах ковырять. Так что молитесь, если умеете, и поплыли дальше.
Это ущелье мы все-таки прошли. С молитвами, с матом, с потом и кровью на ободранных ладонях наших шестовиков. Когда скалы остались позади и начал затихать недовольный рев Оронка, Иван без сил опустился на дно лодки и лишь махнул Павлу рукой: греби, мол, к берегу. Даже такого гиганта вымотала упрямая река.
Можно было еще плыть и плыть, до заката времени было полно, но Иван сказал, что дальше места пойдут безлесые, сплошные скалы, и мы сразу же начали собирать сушняк для костра. Иван прихватил свой мясницкий топор, свистнув Снежку, и пошел в лес. Я же наконец развесил около костра мокрую одежду, а сам приплясывал рядом.
Жереба сушиться не стал, хотя промок не меньше моего. Грелся он с помощью топора. Минут через пятнадцать Иван вернулся из леса, притащив четыре здоровенных березовых шеста.
— Ну вот, это другое дело, — пробурчал он, скинув с плеча лесины толщиной с мою руку.
Поручив Андрею ошкурить березовые стволы, он опять ушел в тайгу, и вскоре звук топора далеко разнесся по всей округе. Мы уже пили чай, когда он вернулся, таща на плече длиннющее еловое бревно. После чаепития Иван быстро разрубил ель на две части и, с удивившей меня быстротой, вытесал из обоих половинок по доске.
Мне было интересно, как он присобачит эти доски к борту. Веревками, что ли, привяжет? Но все оказалось гораздо прозаичней. Жереба порылся в своем рюкзаке и достал оттуда с десяток громадных гвоздей, слегка заржавевших от постоянной сырости. Я не удержался и съязвил:
— Вань, а чего у тебя в рюкзаке нет?
Жереба повернулся ко мне, глянул хитрыми глазами и легко парировал мой выпад:
— Лучше взять лишнего, чем забыть что-то нужное. Вы вон простую иголку забыли, и как оно? Вся тайга смеялась над вашими голыми задницами. Разве не так?
Крыть мне было нечем. Закончив ремонт лодки, Иван наконец присел отдохнуть.
— Устал я что-то сегодня, — пожаловался он.
— Может, встанем на ночлег? — спросил Андрей.
— Да ну, рано еще. Часа два еще можно плыть. Там река поспокойней.
Но отплыть нам в тот вечер так и не удалось. Иван только положил в лодку новые шесты, как река в заводи вдруг вспучилась под ударом рыбьего хвоста. Жереба тут же забыл про свои благие намерения.
— Таймень! — взревел Иван и даже застонал от вожделения. — Какая зверюга! Акула, кит!
Он рысцой бросился к рюкзаку и к нашему огромному удивлению выволок из его недр самый настоящий спиннинг. Он долго копался в коробочке с блеснами, выбирая наживку. Нас же всех заинтересовал сам спиннинг, с безынерционной катушкой, с пластиковым удилищем темно-синего цвета, он казался инородным телом среди остального потертого имущества таежного бродяги.
Заметив наш интерес, Жереба с гордостью сообщил:
— Импортный, финский. В Питере купил. Сколько отдал, вы не поверите!
Фибергласовый!
Единственное, за что он боялся, так это за леску.
— Эх, не маловат ли номер, как бы не порвал, собака!
Первые полчаса не принесли ему успеха. Лишь раз задергалось в руках Ивана удилище, он было взревел от радости, но уже подведя рыбу к самому берегу, недовольно сплюнул. На блесну попался обычный ленок. Царь холодных сибирских рек, таймень, никак не хотел соблазниться импортной блесной.
Выбросив на берег ленка, Жереба отрезал заморскую блесну и привязал другую, самодельную. К нашему удивлению она представляла из себя просто напросто просверленную автоматную пулю с загнутым гвоздем вместо крючка.
— Это моя счастливая, — сказал он, потрясая спиннингом. — Уж если на нее не клюнет!..
Но и с этой блесной ему не везло. Мы уже начали подшучивать над ним.
— Вань, может на червя попробуешь? — ехидно спрашивал Андрей.
— Ты поплюй на нее посильней, — поддержал лейтенанта Павел.
— Дальше кидай, к тому берегу, — советовал и я.
Жереба зверем косился на нас, но молчал. Шутили мы недолго. Удилище так сильно дернулось в руках Ивана, что он чуть было не выпустил его из рук.
— Есть, попался, большеротый! — радостно заорал рыбак, то подводя рыбу поближе, то вновь отпуская леску. Даже ему эта борьба давалась непросто. Речной зверь никак не хотел пойти нам на ужин. Иван бегал по всему берегу затона, моля только о двух вещах: чтобы не попалась коряга и чтобы выдержала леска. Нам всем передался азарт Ивана. Мы бегали вслед за Жеребой, давая «дельные» советы, от которых тот с руганью отмахивался.
— Дай мне поводить, отдохни! — просил Андрей голосом первоклашки, клянчившего у старшего брата удочку с наживкой для пескарей.
— Ну как же, счас! — ухмыльнулся в ответ здоровяк, подводя тайменя совсем близко к берегу. Я уже видел в прозрачной воде длинную черную тень. Очевидно, и рыба увидела нас, она дернулась наверх, мотнула головой, ударила хвостом, вздыбила фонтан брызг и резко ушла на глубину. Иван сделал два шага назад, но тут хваленое финское удилище с треском лопнуло, оборвалась и леска, жалобно дзынкнув напоследок. Не ожидавший подобной подлости Жереба со всего маха сочно приземлился на задницу.
Павел с Андреем двумя коршунами кинулись на обломок удилища, прицепившийся к леске и уже исчезающий в глубине, но с громким треском столкнулись лбами и, схватившись за голову, со стоном откинулись назад, с плеском погрузившись в воду.
Я просто упал от смеха, наблюдая эту картину. Иван тоннами выдавал мат всем и вся, особенно проклятым финнам и их фибергласу, а оба моих друга, постанывая, сидели, держась за головы, по пояс в ледяной воде.
Сначала все трое отнеслись к моему смеху неодобрительно. Много неласкового и нового услышал я про себя в тот вечер. Досталось и неизвестным мне родителям, вплоть до седьмого колена. Жереба даже кинул в мою сторону булыжник, о который зашиб свой копчик. Преуспевали в оскорблениях и Павел с Андреем. Чтобы задобрить их, пришлось подбросить в костер дров. Лишь отогревшись, все трое осознали комизм неудачной речной охоты и ржали над собой до слез.
Но все-таки от этой неудачи больше всех прогадал я. Так как на уху рыбы не набиралось, то меня заставили варить проклятущую кашу.
Но, как оказалось, не все еще было потеряно. Уже чуть стемнело, я мыл чашки в реке и, случайно бросив взгляд на воду, увидел совсем близко тот самый обломок спиннинга. Повторять ошибки друзей я не стал, просто кликнул желающих и еще с полчаса наблюдал за тем, как они на лодке гонялись по всей тиховодине за то появляющимся, то исчезающим в глубине обломком «финского чуда».
Уже в густых сумерках Иван все же ухватил остатки своего спиннинга, намотал на локоть леску, и схватка с тайменем продолжилась. Тот, очевидно, устал, и вскоре лодка с торжествующими рыбаками причалила к берегу. Хозяина омута они транспортировали за бортом. Даже на берегу он ожесточенно сопротивлялся, толстый, длинный, с темной спиной, с тупой мордой, с золочеными плавниками. Наконец Иван успокоил его ударом весла по голове, и уже минут через двадцать мы ели этого самого тайменя, ловко и быстро приготовленного Жеребой на углях, как шашлык, только рыбный. Это было что-то бесподобное! Нежное, сочное мясо совсем не походило на те блюда, что подавали в нашей фабричной столовой по четвергам.