— Она ездила туда, домой?
— Нет, ей прислали письмо из прокуратуры области. Если не секрет, о каком выходе из положения писал Румянцев?
— Доллары, — пояснил я. — Очень солидная сумма. Она была у него в дипломате.
— Он действительно был сильно болен?
— Судя по внешнему виду, да. Костюм на нем болтался как на вешалке, лицо нездорового цвета и постоянно пил какие-то лекарства. Ну, а вам что-нибудь удалось узнать о московских корнях этой аферы?
— Да, — Санин достал из своего «дипломата» большую кожаную папку, а оттуда несколько фотографий. — Непосредственным лоббированием лицензии «Зари» занимался вот этот человек. Тогда он работал в совете министеров РСФСР, пост занимал не очень значимый, но по своему положению Сергей Ивановича был вхож в самые высокие кабинеты. Очень толковый человек, об этом все говорят однозначно. Многие знали о большой дружбе Сергея Иванович с вот этим генералом. — Санин подал мне другую фотографию. На ней был изображен человек в милицейской фуражке. Я сразу узнал его. Слишком часто в последнее время он мелькал на телеэкране.
Меня как будто еще раз ударили по голове. Я держал на коленях снимки этих двух людей, пухленького чиновника в тонких золоченых очках и некрасивого человека в генеральской форме с холодным прищуром палача, и понимал, что мы попали в ловушку похлеще чеченского подвала.
— Значит, если мы сунемся с этим золотом в госорганы, то это… — Я с трудом подбирал слова, и мне помог закончить предложение журналист.
— Как минимум солидный срок. На вас повесят всех собак, и это еще в лучшем случае. Сергей Иванович вообще сейчас рядом с будущим президентом России. Числится в советниках…
— Что же нам делать? — растерянно спросил я.
— На вашем месте я бы укрылся где-нибудь за границей. — Увидев мой растерянный взгляд, Санин рассмеялся. — Да нет, я не говорю про Израиль или Америку. Сейчас вон сколько границ организуется. Тут неразберихи как минимум на несколько лет. А так вас могут вскоре вычислить. Кстати, я занимаюсь криминальными делами. Так вот: по милицейским каналам уже прошла ориентировка по продавцам золота.
Довольно точно они описали вашего друга, по вас пока ничего нет, лишь предположение, что работают несколько человек. Если раскручивать ваше дело по всем правилам, то надо начинать с исполнителей, с боевиков, с Бурого…
— Бурого уже нет в живых, — сказал я. Санин удивленно посмотрел на меня.
— Да, это верно. А вы откуда знаете? Официально об этом не сообщали.
— Пришлось его повидать перед смертью, — вздохнул я.
— Мой информатор сказал, что ему проломили череп золотым самородком. Я, признаться, ему не поверил. Уж очень экзотическая смерть. И, кажется, зря.
Я ничего не ответил. Тогда журналист напомнил:
— Вы обещали рассказать мне, как выбрались оттуда.
— Хорошо, слушайте, — вздохнул я. — Только не нужно указывать в статье наши имена и вообще, даже сколько человек избежало смерти.
Всю нашу одиссею я рассказывал ему больше часа. Про людей уже мертвых: Куцего, Ивана, деда Игната, я говорил откровенно. Умолчал лишь про скит, про нашу «радостную» встречу с Марьей Александровной. Конечно, смолчал про свое семейное положение, это уже ни к чему. Но и без этого Санин был в легком трансе, и почти беспрерывно курил.
— Потрясающе! Это же целый роман!
Тут я испугался. Действительно, как тиснет в своей газете все до мельчайших деталей.
— Надеюсь, вы не напишете про все это?
— Да нет, ни к чему. Только в общих чертах. Кстати, не вы одни пытаетесь ворошить это тухлое дело. Недавно ко мне в редакцию пришел один человек из тех мест, вертолетчик. Они с семьей перебрались в Подмосковье, и он решил, что ему здесь уже нечего бояться. Здоровый такой мужик. С порога уже начал рассказывать, что почем. Еле выпер его в коридор, потом вышли на улицу, там уж он развернулся. Его лучший друг был на той машине, что прилетела на следующий день после расстрела бригады. Вернулся подавленный, про то, что видел, молчал. Держался с неделю, потом запил, сказал жене одного из авиаторов, которого объявили пропавшим без вести, чтобы мужа больше не ждала. Уже совсем отключаясь, он бормотал как заведенный: «Всех бульдозером, как фашисты…» А следующим утром его нашли мертвым. Якобы сердце отказало, хотя вскрытие делать не стали. Его напарник еще через неделю будто бы застрелился на охоте. После этого все окончательно заткнулись и помалкивали. Сам этот вертолетчик потом летал на базу вашей бригады. Никаких следов. Только народу что-то мало было. Человек семь, не больше. Он их потом даже вывозил оттуда, уже в сентябре. Как он выразился, типичные урки.
Я подавленно молчал. Слишком хорошо представил себе, как бульдозер сгребает в яму тела мужиков.
— Когда будет готова ваша статья? — спросил я.
— Ну, практически она готова. А что?
— Подождите еще хотя бы дней десять. К этому времени мы уедем из столицы.
— Это будет после Нового года, — прикинул Санин.
— Да, примерно, — подтвердил я.
— Ну что ж, хорошо. Если не затруднит, позвоните перед отъездом, чтоб я знал, что уже не могу вам навредить. Вас подвезти?
— К ближайшей станции метро, если можно.
В этот раз я тоже подстраховался и уходил из города по сценарию Андрея: с неожиданными пересадками в метро, длительными проверками…
Домой вернулся совсем больным, разбитым. Даже дневной свет словно давил на мозги. Войдя в дом, я только и сумел, что отрицательно качнуть рукой и, раздевшись с помощью Елены, упасть в кровать. Лишь проспав часа два, я смог ответить на все расспросы Андрея и Елены. Рассказ мой не вызвал особой радости у обоих, скорее поверг их в шок. Особенно была потрясена Ленка. Все это время она жила спокойным ожиданием того, что рано или поздно все наладится и жизнь наша пойдет как прежде. Андрей воспринял все спокойней. Он уже догадывался, что жизнь загнала нас в очередную ловушку и пути назад нет. По случайному стечению обстоятельств в тот же вечер в новостях показывали какой-то прием, и я буквально на экране телевизора ткнул пальцем в обоих наших высокопоставленных врагов.
— Да, как это Жереба говорил: «Опять мотня начинается», — вздохнул Андрей.
— Ну и рожи у них. Такие самодовольные, — заметила Ленка.
Как раз в это время розовощекий круглоголовый чиновник в золоченых очках шепнул что-то на ухо милицейскому генералу, и тот согласно кивнул в ответ.
«Может быть, они решают сейчас нашу судьбу?» — подумал я.
До часу ночи мы соображали, что нам теперь делать.
— Надо уезжать, — сказал Андрей.
— Надо, — согласился я. — Но только когда твое личико перестанет пугать детей и милицию.
— Может, вы поедете раньше? — предложил он.
— Куда? — в один голос спросили мы с Ленкой.
— Журналист подсказал дельную идею. Надо ехать в одно из новых государств. Ну, бывших республик.
— Только не на Кавказ, — поспешно заявила Елена.
— Канэшно, дарагая! — согласился, юродствуя я, — тебя там сразу украдут в какой-нибудь горный аул.
— Средняя Азия отпадает тоже, — усмехнулся лейтенант. — В ихних гарэмах девушек с такими глазами еще нет.
— Смеетесь, балбесы, а дело-то серьезное, — приструнила нас Елена. — Хоть бы что дельное сказали.
— Ну, а что сказать? В Прибалтику нас не пустят. Остаются две славянские республики: Украина и Белоруссия. Выбор невелик. Куда желаете, господа?
— К морю хочу, — заявил я. — К теплу и солнцу.
— Ну, это совсем просто. Хай живе вильна Украйна!
Страну мы выбрали, осталось решить, когда туда ехать.
— Может вы действительно вперед поедете? — попробовал нажать лейтеант. — А потом я уже с золотом подъеду.
— И куда ты подъедешь? — спросил я.
— Ну, например, в Ялту.
Я задумался. Это было заманчиво, очень заманчиво! Риск попасться нам с Ленкой в лапы родной милиции сводился к нулю. Нас просто не за что было притянуть на цугундер.
— А что мы будем делать в этой Ялте? Снова золото продавать? — спросил я.
— Нет, рядом с домом нельзя заниматься подобными делами. Надо просто обосноваться и жить там. А золото? Пусть лежит, не заржавеет.