Кто-то из соседей включил музыку. Старая песня в исполнении Майи Кристалинской, словно на крыльях, влетала в окно, напоминая жильцам о их молодости. Неожиданно заезженная пластинка, как буксующая на месте машина, застряла на полуслове, повторяя: «В нашем городе до… в нашем городе до…» Иголку проигрывателя переставили, и, проскочив какой-то невидимый глазу барьер, песня полилась дальше. Борис оторвался от бумаг и, развалившись в кресле, дослушал песню до конца.
Он несколько раз перелистал все материалы, рассортировал по темам и регионам. Среди них Борис выделил самые читаемые и с подчеркнутыми географическими названиями. Все данные он занес в тонкую ученическую тетрадку. И там же их разнес по нескольким колонкам. Результаты такого нехитрого анализа Бориса обрадовали. Лучше всего получилось с территориальной принадлежностью. Ему стало ясно, что деда больше всего интересовали сведения, касающиеся Северо-Востока страны. И особенно те, в которых освещались события, происходившие в Якутии и в Магаданской области. С определенной долей условности Борису даже удалось выделить район его приоритетных интересов. Получалось, что эта площадь находится между реками Алдан и Индигирка. На физико-географической карте страны, висевшей на кухне, крайними пунктами этой горной местности значились два поселка — Хатырык и Устьярск. Их соединяла знаменитая Магаданская автотрасса. Других населенных пунктов на своей карте он не нашел. Даже по нынешним временам те места были пустынными и практически неосвоенными.
Судя по газетным статьям, дед был также неравнодушен к публикациям о расстрелах заключенных. Почему-то больше всего ему нравились те места в публикациях, где говорилось о том, что заключенных убивали в голову.
В одной небольшой заметке Борис прочитал о бывшем охраннике, безжалостно расстреливавшем заключенных. Одному из них чудом удалось выжить, и вот много лет спустя он обнародовал эти факты и просил найти того палача.
Эта статья, видно, очень заинтересовала деда, и он подчеркнул целые абзацы. Такие наклонности старика показались Борису ненормальными.
«Да он, наверно, был маньяком. Ему нужна была кровь. Вот он её и искал даже в газетных статьях. А может, он сам когда-то также расстреливал? Надо будет поговорить с отцом, — складывая бумаги, думал Борис. — Он как-то говорил, что дед служил на Севере в охране. Да вообще-то и сам дед этого не скрывал. Значит, по молодости он точно зэков охранял».
Теперь Борис был абсолютно уверен, что его родной дед охранял заключённых на Колыме и даже, возможно, присутствовал при их расстрелах.
«Он почему-то никогда не рассказывал о своей молодости. Все его воспоминания начинались с военного времени. В основном он любил рассказывать о том, как был на фронте, как воевал. Все родные это хорошо знают, зато никто не знает, что же он делал до войны. Найти бы где-нибудь его личное дело. Уж там должно быть всё. А может, его уже нет? Нет человека, нет и его дела. Кажется, что-то похожее говорил “вождь всех народов”. Интересно, почему же всё-таки нет ни одной фотографии, где бы он был снят в молодости? Хоть посмотреть бы на него. Ну ладно, была война — не сохранились. А у родных? Кстати, а откуда он родом?»
Так, за своими мыслями, перебрав кучу бумаг, Борис дошел до серой папки. Внешне она выделялась только цветом. Никаких пометок и надписей. Среди лежавших там бумажек он нашел тонкую ученическую тетрадку. Несколько пожелтевших от времени клетчатых листов были исписаны рукой деда. С первого взгляда Борис их принял за списки ветеранов или очередников на жилье. Он уже хотел закрыть тетрадь, но в последний момент его что-то остановило. Борис перечитал ещё раз и понял, что в списке значились сослуживцы по армии. Первым там стоял его дед — Конев Борис Никитович. Кроме фамилии, полного имени и отчества здесь были указаны год и место рождения, воинское звание, адреса родных и партийность. В разделе «Примечания» возле всех, кроме деда, стояли какие-то непонятные отметки. Всего в списке значилось тринадцать фамилий. На следующей странице был ещё один список. По содержанию он существенно отличался от предыдущего и выглядел намного скромней. О внесенных в него людях никаких сведений почти не содержалось. После каждой фамилии стояли только цифры с дробью. До дроби везде они были одни и те же. Борис прочитал: «пятьдесят восемь». Зато после дроби шёл полный набор цифр, но больше всего — семерок и десяток. Попадались и пятерки с заглавными буквами вроде «ПШ», и шестерки, и одна двойка, стоявшая рядом с фамилией Раксалис.