Думая об Ирине, Иван забылся. То ли во сне, то ли наяву он услышал, что его кто-то зовёт. Где-то лаяла собака. Неожиданно её лай раздался прямо над головой. Иван открыл глаза. Сверху на него смотрел бородатый мужчина в зеленой камуфляжной шляпе, серая собака рычала, так рычат на дикого зверя, попавшего в ловушку. Бородач прикрикнул, собака успокоилась.
— Эй, друг, ты жив? — наклонившись, крикнул он Ивану.
Тот кивнул.
— Ну, слава богу! Лови веревку.
В яму полетел толстый капроновый фал.
— Не могу, рука болит, — Иван показал на руку. — Я сам не выберусь.
Бородач принес две лесины и положил их поперек ямы. Между ними осталась веревка.
— Ты обвяжись вокруг пояса, а я потихоньку буду тащить. Потом перехватишься за жердь. Главное, спокойно и без резких движений.
С трудом бородач его вытащил. Сразу подскочила собака. Она угрожающе зарычала.
— Чара, назад! — крикнул хозяин. — Нельзя!
Бородач был ростом с Ивана, поджарый. В нём чувствовалась сила и уверенность в себе. По его серым глазам Иван увидел, что он молод. Черная борода делала его солидней, но совсем не старила. Спаситель Ивана был в полинявшим брезентовом костюме и в коротких резиновых сапогах. К камуфляжной шляпе была пришита сетка, которую он отвернул назад. Иван подумал, что эта шляпа служит ему накомарником. На плече у бородача висела двустволка. Как определил Иван — это был «зауэр». Похожее ружье он видел у своего приятеля в Москве. Досталось оно ему по наследству от отца, и тот им ужасно гордился, но из этого ружья ни разу не стрелял.
— Зашибся? — спросил бородач.
— Рука… — Иван не договорил и невольно застонал.
— Понятно. Ну, считай, — тебе повезло. Ты просто в рубашке родился. Мог насмерть разбиться. Глубокая яма.
Рукавом он вытер пот с лица и, сняв шляпу, пригладил свои светлые волосы. Короткая стрижка ему очень шла и молодила.
— Не говори, — сразу поддержал его Иван. — Думал, не вылезу. Глубо-о-кая. — Последнее слово он сказал протяжно, вкладывая в это что-то своё. Скорее всего, он ещё не мог осознать, что уже наверху и теперь ему ничего не грозит.
— Это моя яма. Я выкопал, — сказал бородач. — Тут, понимаешь, медведь шатается.
— Ну ты даёшь! — только и произнес Иван. От неожиданности он растерялся и не знал, то ли ему ругаться, то ли смеяться.
— Прости. Понимаешь, не думал, что тут люди могут оказаться. Не сезон — сейчас здесь делать нечего. Просто хотел поймать медведя. Я давно его пасу. Хитрый чёрт, всё время от меня уходит. Вот собирался завтра проверять, но как выстрел услышал, сюда рванул. Почему-то сразу подумал, что с кем-то беда.
Возле ног бородача вьюном крутилась лайка. Она была такой красивой, что Иван не сводил с неё глаз. На светло-серой груди выделялся белый передничек. Такими же белыми были и задние лапы. Собака заискивающе смотрела на них обоих и как будто говорила, чтобы они не ссорились.
— Ну ладно, давай об этом забудем, — сказал Иван примирительно.
Бородач оказался тем самым Николаем Клочковым, которого он хотел встретить. Николай взял его рюкзак, подхватил ружье, и они пошли к зимовью.
Глава 8
Борис осмотрел браунинг. Он вытащил обойму с патронами, взвел затвор и, как в американском боевике, взяв пистолет двумя руками, нажал на курок. Раздался тихий щелчок. Это он повторил еще несколько раз. Пистолет работал безотказно. На свету он холодно играл вороненой сталью. Чувствовалось, что хозяин за ним следил и содержал в полном порядке. Вдоволь наигравшись, Борис отложил пистолет и принялся за тетрадь.
Внешне ничем особенным она не выделялась: обыкновенная общая тетрадь в черном коленкоровом переплете, похожая на те, в каких пишут школьники и студенты. Да и мало ли у кого еще могут быть общие тетради. Но одно то, что она лежала в тайнике рядом с пистолетом, заставляла Бориса отнестись к ней с особым вниманием.
В открытое окно ветром загнало холодный воздух. Запахло свежестью и листвой весеннего леса. Было слышно, как на улице мяукает кошка. Временами она неистово кричала. Борис высунулся в окно и, недолго думая, запустил старым дедовым ботинком. Под окном сразу установилась тишина.
Борис пролистал тетрадь. Она была полностью исписана мелким не очень разборчивым почерком деда. С первого взгляда, судя по объёму текста, эту тетрадь можно было принять за конспект трудов классиков марксизма-ленинизма или лекций по общественным дисциплинам, каких в студенчестве Борис тоже написал немало. В тетради были поля, и нигде ни одна буква за них не вышла. Не было здесь и помарок. Но больше всего его удивило то, что в тетради не было ни одной заглавной буквы, ни одной красной строки — только сплошной текст. Если бы ни разные чернила и разный нажим пера, можно было бы даже подумать, что всё написано на одном дыхании. На самом деле текст состоял из небольших кусков, написанных явно не за один присест. Ведение этой тетради показалось Борису довольно оригинальным. Даже если один текст заканчивался в конце строки, новый всё равно продолжался там же. Такую необычную запись в тетради, когда там ничего не выделено, можно было бы объяснить стремлением сэкономить бумагу. Это было бы вполне оправдано, когда у человека не было средств купить новую тетрадь или же их не продавали. Однако, зная деда и то время, в которое он жил, в этом можно было усомниться.