Над Борисом летала большая черная муха. Он отмахивался, но муха не отставала, назойливо гудела, и в ночной тиши комнаты казалось, что это тяжелый бомбардировщик на бреющем полете проносится над головой.
— Ну и зверь этот дедуля, — перелистывая тетрадь, ругался Борис, которого распирала злость на своего родного деда. Изловчившись, он со всего маху шлёпнул муху. В комнате сразу установилась тишина.
За время чтения этого дневника Борис уже успел испытать радость и отчаяние. И вот теперь пришла ненависть. Обидно было сознавать, что все это написал его родной дед — прямой участник тех событий.
«Результаты промывки каждой пробы Баринов заносил на лист бумаги. Там у него уже стояли точки с номерами колышков. Возле них он вписывал количество намытого в каждом квадрате металла. Цифры с равными значениями он соединил. Получились замкнутые фигуры неправильной формы, похожие на горизонтали топографической карты. Центральные части этих фигур, где были самые большие содержания золота, Баринов заштриховал. Их он назвал золоторудными зонами с максимальным содержанием металла. То есть это и были золотые жилы, которые мы искали. Когда их стали отрабатывать, то наконец-то пошло хорошее золото. Баринов хотел еще поискать в другом месте, но я ему не дал — и так рабочих рук не хватало. Нечего сачковать».
Сейчас Борису нужно было осмыслить прочитанное, но для этого у него не было времени. Он тоже искал золото, но уже добытое другими, которое куда-то спрятал его дед. Он был уверен, что оно должно где-то «выплыть» и рано или поздно он узнает о его судьбе. Возможно, это будет горькая пилюля, но она может оказаться тем самым эффективным лекарством, которое принесет успокоение больному и залечит потревоженные раны.
Во всех окнах давно потух свет, светилось только одно окно Бориса. Ему хотелось спать. Вот он сладко зевнул и потянулся. На глазах выступили слезы, но он решил дневник добить. Сходил на кухню, выпил крепкого кофе и перекусил бутербродом с толстым куском варёной колбасы. Сразу полегчало. Кружку еще более крепкого кофе он взял с собой. К нему словно пришло второе дыхание. К почерку деда он уже приспособился, и дело пошло побыстрей. Борис выхватывал нужный текст и, уяснив содержание, переходил к другому. Так он просмотрел больше половины тетради, когда натолкнулся на очередное описание деда.
«Золото резко поперло, когда стали отрабатывать второе рудное тело, заштрихованное на плане Баринова. Оно находилось в нескольких десятках метров западней предыдущего. Внешне такая же осыпь из похожих камней, ничем особо не отличается, правда, белого кварца стало побольше. А вот надо же, золотишко пошло! Баринов говорил, что мы влезли в кварцевую жилу. Сидим прямо на какой-то россыпи. Названия не запомнил. Слово такое, что его сразу не выговоришь — термин горняцкий. Не то элявий, не то элювий, может, ещё что-то в таком же духе. Ну да ладно. Эта россыпь довольно мощная и протяженная, поэтому работы хватит тут надолго. По его словам, здесь целое месторождение, да еще с хорошими запасами и очень приличным содержанием металла. Такими силами, как у нас, тут можно ковыряться до второго пришествия Христа. Словом, посыпался на нас золотой дождь.
Баринов мне предложил, чтобы это месторождение я застолбил. Он даже сказал, как это нужно сделать, куда обращаться. Видно, чувствовал контра, что обречен и живым отсюда не выйдет. Да, с таким хреновым питанием бедолаги осужденные стали чахнуть. Но ничего не поделаешь, значит, такая судьба. Как-то
Как-то неожиданно Васька Филин слёг. Я думал, он сачкует, сука, приказал с ним разобраться, а он с голода стал пухнуть. Сказали, уже не подымется. Так оно и случилось».
Борис пролистал ещё несколько страниц. По содержанию и оставшемуся объёму тетради было видно, что дело близится к развязке. Сейчас он наконец узнает, где оно.
«Положение стало тяжёлым. Продукты почти кончились. Каждый день два человека ходили на охоту. Добывали на пропитание горных баранов. Со временем поблизости всю живность выбили, и пришлось забираться всё дальше от лагеря. Но разве на такую ораву напасёшься? Вскорости съели всех своих лошадей и даже последнюю собаку пришлось пристрелить. Вот тут вся моя охрана как взбесилась: запахло жареным. Все враз заговорили, что надо уходить. С трудом их сдерживал. Уходить, конечно, нужно было ещё по теплу, но как назло пошло очень хорошее золото. Ради него столько отпахали и тут в самый разгар всё бросить… Нет, нет, нет…» Почерк деда опять стал совсем неразборчивым. Было видно, что у него дрожала рука.