Глава 29
Длинного Максимов не нашел, он думал, что сообщники с ним разделались. Этого никто из них не говорил, но на это указывали многие факты. Длинный был тихушник и оказался нечистым на руку. После одного дела в общаке не досчитались приличной суммы денег, а в то время никто, кроме Длинного, доступа к деньгам не имел. Своей причастности к хищению он не признал, но, зная воровские законы, Максимов был уверен, что тот обречён.
К поискам Длинного пришлось ещё подключить сотрудников из другого отдела. Они просидели у него в квартире два дня. За это время по знакомому адресу забрели наркоманы и мелкие перекупщики ворованного, но никто о Длинном ничего не знал. Обычно он вёл оседлый образ жизни и больше чем на день-два из дома не исчезал. В квартире всё говорило о том, что хозяин пропал совсем неожиданно. По всем признакам получалось, что кроме рэкета эта банда «специализировалась» на кражах и даже на сбыте наркотиков.
Вскоре Спортсмен во всём признался. По дороге домой они остановились на опушке леса, и тут произошла разборка. Злой потребовал у Длинного вернуть деньги, но тот отказывался. Это взбесило Злого: он ударил Длинного ножом. Тело загрузили в машину и сбросили в реку. Труп найти не удалось, не было о пропавшем и заявлений. Так и повисло это дело. Теперь доказать Максимову, стрелял Конев в Длинного или нет, было практически невозможно.
Максимов установил, что семья Дерновых жила в Туле. Именно оттуда приехал в Москву Иван Дернов. Он сразу поступил в престижный вуз, довольно хорошо его закончил и остался на кафедре. Проработал там Дернов два года. Характеризовали его как довольно способного и толкового молодого ученого. Потом, неожиданно для всех, он оттуда уволился и устроился в какую-то фирму. Говорил, что там больше платят, а ему нужны были деньги на свадьбу. Где он теперь, никто толком не знал, но, по словам соседей, выходило, что Иван уехал куда-то в командировку на Север. Будто бы на Колыму.
— Перед отъездом он попрощался, — рассказывала полная соседка в возрасте, — сказал, что едет какой-то груз встречать, который баржей отправили. Говорил, скоро вернётся.
Однокомнатную квартиру, в которой он жил, на каких-то условиях, ему купила фирма. Собственно, из-за неё Дернов и перешёл туда. Что это за фирма и за что они купили ему квартиру, этого она не знала.
Соседка Ивана хвалила, говорила, что давно не видела таких примерных молодых людей: он и приветливый, и вежливый, и деловой, да ещё и собой хорош.
— Не зря за ним Иринка ухлёстывает.
Максимов нашёл его девушку, но в последнее время они поссорились, и Ирина больше месяца ничего о нём не слышала. Она очень беспокоилась, говорила, что любит Ивана, и попросила Максимова, чтобы он ей сообщил, если что-то прояснится. От неё он узнал, что матери у Ивана нет, а отец где-то на заработках.
Отца Ивана Дернова — Николая Ивановича — нашли в Подмосковье. С бригадой плотников строил он там дачи. Мужик он был крепкий и работящий, а потому сидеть без дела не хотел. Был самый разгар дачного сезона, и вкалывала его бригада с утра до позднего вечера. Весь сезон мужики жили одной работой: материала навалом, кормёжка на месте. За все время несколько раз Николай Иванович на почте звонил по телефону, а один раз соседке — справился про почту, да про свою закрытую квартиру. Но вроде всё там было нормально, и это его успокоило, больше он ей не звонил. Соседка даже адреса его не знала, но благодаря тому звонку его смогли найти. Весточек от сына Николай Иванович давно не получал. Телефон у того постоянно молчал, а выбраться к нему в гости всё никак не получалось. Так и жил в работе: вроде сын рядом, а не встретишься. Отец даже не ведал, что его сын давно мотается где-то на Севере.
Своего отца Николай Иванович совсем не знал. Да и немудрено: родился он в то время, когда тот воевал, а с фронта отец не вернулся. Так и не увидел он своего сына. Об отце Николай Иванович слышал только от матери да от брата Петра. Письма, которые тот писал с фронта, не сохранились: как мать умерла, куда-то их дели — может, выбросили, а может, кто-то прибрал… Этого Николай Иванович не знал. Тех писем он не читал — как-то руки не дошли, да и они были матери написаны. Про его отца говорили, что он был очень честный и справедливый.
— Незаслуженно его посадили, как многих сажали в то время. Потом вот — фронт, — разглядывая Максимова, говорил Дернов.
Больше ничего о своем родном отце он сказать не мог. Про Конева Дернов никогда не слышал. И по всему было видно, что он говорит правду.
«Впрочем, а откуда он мог знать Конева? — подумал Максимов. — Дернов в то время был пацаном, а Конев — зрелый мужик. Никакие точки соприкосновения на их жизненном пути не просматривались. И по возрасту и по интересам — это совершенно разные люди».