По словам руководителей всех дальних аэропортов, в последнее время ни один вертолёт на площадь «Квадрата-3» не вылетал. Да и вообще лётными показателями все эти авиапредприятия не блистали. В двух северо-восточных портах вертолёты простояли целый месяц на приколе, а в двух других — летали только на север. Летали — это было громко сказано: они сделали всего по одному рейсу за целый месяц, а всё остальное время руководство уговаривало заказчиков полетать, как сказал командир одного северного аэропорта.
— Раньше всё было наоборот, — с иронией в голосе говорил он Максимову, — заказчики за нами бегали косяком, а теперь мы их сами ищем. Вот дожили! Что с ними пустые разговоры вести — им платить нечем. Некоторые предлагают даже натуральный обмен, но вертолет же молоком не заправишь…
После всех разборок у Максимова остался один Хатырыкский аэропорт. Он был ближе, но с ним возникло и больше проблем. А появились они сразу после того, как он копнул поглубже. Как ни странно, подтвердилось его предположение: не все вылеты были правильно оформлены в регистрационных журналах. Запись зачастую не соответствовала лётному заданию. Например, вертолёт командира Ерёмы за месяц сделал четыре вылета, а в книге учета лейтенанта райотдела милиции были зафиксированы только два. Два других проходили как служебные, а цели их полёта были совершенно другими. По одному полёту у Максимова сразу возникли вопросы.
Ерёма только что вернулся с профилактики вертолёта, и теперь можно было разобраться с самим командиром. Оказалось, что по одному заданию они возили специалистов-биологов из какого-то научно-исследовательского института — мужчину и женщину. Для Максимова эта новость стала открытием: по документам этот полёт проходил как санрейс. И самое интересное — за тот полёт биологи оплатили наличными деньгами, что случалось очень редко. На памяти у главбуха по крайней мере это был второй случай за всё время её работы.
Капитан долго не мог понять, зачем Ерёма их оформил служебными пассажирами, хотя они не имели ни малейшего отношения к спецслужбам. Ответ командира расставил всё по своим местам, он привёл Максимова в ярость. На фотографиях, которые он показал Ерёме, тот узнал Конева и Серкину. Теперь оставалось совсем немного — найти своих «подопечных» кладоискателей.
Но после того как Максимов увидел точку посадки на карте Ерёмы, ему стало не по себе. Было непонятно, почему биологи высадились за площадью «Квадрата-3» да ещё собираются сплавляться по горной реке, находящейся совсем в стороне. Это никак не стыковалось с Батиной версией, выяснилось, что Конева этот квадрат не интересует.
По прямой место их высадки находилось в девяти километрах от площади квадрата. По таёжным меркам это было ничтожно мало, и их можно было бы списать на Васильева или на Дернова, но от этого проблема не решалась. Собрав отряд, Максимов в этот же день вылетел в район искомого квадрата. Кроме спецназовцев он взял ещё двух старых геологов.
Резиновая лодка, которую оставили «биологи», лежала на том же месте. В этом весь экипаж вертолёта был единодушен. Максимова это обрадовало. Лейтенанта Васильева с тремя спецназовцами он оставил возле лодки, а сам полетел дальше. Экипировка и запас продуктов позволял им продержаться неделю. Таков был крайний срок этой несложной операции, но капитан рассчитывал управиться быстрее. Для спецназовцев всё было как обычно, новым оказался только командир группы — лейтенант Васильев.
За тот полёт Ерёме всыпали по первое число. Его вызывали к командиру авиаотряда, потаскали по другим службам — и везде он писал унизительные объяснительные, в которых под диктовку чуть не слёзно клялся впредь не нарушать инструкции.
«Что теперь после драки кулаками размахивать, — сидя за штурвалом вертолёта думал Ерёма, — дело сделано, горю не поможешь, но на этом жизнь не кончается».
Какое-то странное чувство он испытывал к этим молодым людям. Ерёма их не ругал, не проклинал, скорее всего, он их жалел, а может, даже чуть-чуть и уважал. В этом он до конца ещё не определился, хотя сейчас был больше склонен к жалости.
На своём веку командир вертолёта повидал немало и считал, что хорошо разбирается в людях. Будь то сослуживцы по работе или просто случайные люди, как эта молодёжь, — всегда он был на высоте. В свой работе Ерёма в первую очередь руководствовался служебными инструкциями. Из-за этого у него нередко возникали конфликты, однако он их не боялся и даже считал, что при этом быстрее раскрывается человеческая сущность — её нутро, в других обстоятельствах недоступное посторонним. До сих пор Ерёма не ошибался в людях, а тут… как будто чёрт его попутал. Больше всего его угнетало то, что из примерного командира вертолёта его сделали нарушителем всех мыслимых и немыслимых правил полётов, он стал козлом отпущения. Все сразу забыли обо всём хорошем, что сделал Ерёма: точно не было у него никаких заслуг и никогда не ставили его в пример молодёжи.