Я разговорил милую женщину-провизора, пытаясь узнать, покупал ли кто-нибудь клофелин.
Ответ меня озадачил. За последние две недели клофелин покупали лишь единожды, и покупатель был мужчиной.
Сотрудница работала в аптеке всего месяц, поэтому не смогла ответить, был ли тот покупатель местным, или он работал на летней вахте.
Она просто еще не была в достаточной мере знакома с людьми, живущими в поселке.
Ее сменщица была в отпуске, поэтому моя собеседница работала в аптеке без выходных. Не по правилам, но что делать.
Посетителей у девушки было немного, поэтому она все болтала и болтала, не давая мне уйти.
— Надеюсь, что когда она выйдет, то не забудет и тоже даст мне отдохнуть. Аскорбинку возьмите, здесь большой дефицит витаминов. Нужно поддерживать организм.
Я поблагодарил, купил одну упаковку таблеток с аскорбиновой кислотой и отправился пешком во вторую аптеку.
Там мне повезло меньше: пожилая сотрудница наотрез отказалась обсуждать со мной продажи клофелина. Она вообще оказалась немногословной и замкнутой. Ее возраст и внешний вид говорили сами за себя.
Скорее всего ее занесло в эти края уже давно. И судя по ее возрасту она тут со времен, образования поселка.
Таким людям не к кому было возвращаться, и, если они не спивались и не становились бичами, жизнь и быт которых требует отдельного описания, то оседали на Севере навсегда, до окончания своих дней.
Эта самая немногословность была залогом их спокойной жизни, и в какой-то степени выживания. Меньше знают — крепче спишь.
О них мало что знали и быстро переставали интересоваться, откуда они прибыли и чем занимались до вербовки на Север. При этом к ним быстро привыкали.
Они становились неотъемлемой частью местного пейзажа и жизни. Как постамент с партийными лозунгами на въезде в Поселок или как портовые краны со своими треугольными птичьими клювами.
О том, что она «бывшая» я понял по особому серому оттенку лица, неизменно выдававшего арестантов из этих краев.
Ладно, бабуля. Не буду тебя мучить. Ведь тебе и без меня в жизни неприятностей досталось. Я ее не видел раньше в Поселке, но не сильно удивился этому обстоятельству, потому что я и так нечастый гость в аптеках.
Я пожелал доброго окончания рабочего дня, бросил взгляд на ее седые волосы, выбившиеся из-под белого чепчика.
Она по женскому обыкновению на автомате поправила волосы. На внутренней стороне ее правого предплечья мелькнула татуировка с надписью «Барс». А на левом еще одна грубая, некрасивая татуировка с изображением одноглазого пирата с ножом в зубах, а под ней надпись «Ира».
Заметив мой взгляд, бабуля спешно одернула манжеты рукавов своего медицинского халата, так что аббревиатура исчезла.
Ого. Да тут целый любовный тандем у этого «ангела во плоти». Ира и Барс. Возможно, что баба Ира еще тот фрукт. Надо будет потом не забыть спросить у тех, кто соображает в тюремных наколках, что означает этот рисунок.
Выйдя на улицу, я взглянул на часы. У меня еще было время дойти до гостиницы и попробовать перехватить Марину в ее номере.
Короткое лето подходило к концу. Можно было сказать, что наступила осень. Еще более скоротечная, чем лето на Севере. Осенние дни здесь совсем другие. Тут, в Поселке нет этой пышной картины с оранжево-желтым буйством красок. Нет парков, одетых в золотой багрянец.
Можно сказать, что осень в Поселке черная. Листья с редких деревьев, быстро опадая, совсем обнажают темные стволы. Нельзя сказать, что это отталкивающее зрелище. Такое скоротечное увядание природы по-своему красиво.
В ближайшие дни снова пойдет снег. Он будет кружиться над крышами домов, над дорогами и бескрайней тундрой.
Весь остальной мир снова отодвинется от жителей Поселка на целых одиннадцать месяцев. В первую зимнюю ночь у геологов было принято провожать лето.
Обычно в этот день, мы выходили к порту и наблюдали, как один за другим снимаются с якоря корабли, выстраиваясь в причудливый караван.
Волны, словно лаская на прощание борта советского северной флотилии, омывали уходящих белыми бурунами.
Во главе этого величавого и размеренного шествия, издавая протяжные сиплые гудки, по волнам медленно шел в основной ледокол.
За ним, выстроившись в ряд, шли корабли поменьше. Конвой уходил к горизонту.
Люди в эту ночь были немногословны. Одевшись потеплее и подняв повыше меховые воротники своей зимней одежды, они распивали спирт или водку из одной фляги, молча передавая ее из рук в руки. В этом молчании были сокрыты осознание своей прочной связи с материком, тоска по дому и любовь к оставшимся там близким, ощущение бескрайности нашего родного Союза и надежда на доброе будущее.