— Я прошу у вас прощения, мое опоздание вызвано чрезвычайными обстоятельствами, это не признак неуважения к вас. Извините.
Затем я с правого края поднялся по ступенькам и подойдя к Гунько шепотом произнес ему на ухо.
— Гибаряна отравили, он оказался в коме. Я помогал с носилками. Его переправили на самолете в Город. Пока больше ничего не известно.
— Там где больше двух, говорят вслух! — выкрикнул кто-то из актового зала, собрание недовольно загудело.
Николай Прокофьевич теперь наклонился к моему уху и спросил:
— Ты Ямазова видел? Заходил к нему, проведать?
— Я и не собирался, но его с утра из «больнички» забрали родственники. Так что разговаривать там не с кем. Да и о чем мне с ним говорить?
— Но наш уговор в силе? — он посмотрел на меня опустив очки на кончик носа и вздернув вверх брови.
— Конечно, Николай Прокофьевич! Я же дал вам слово!
— Хорошо, постой здесь. Сейчас тебе слово дадим.
Зал продолжал гудеть и протестовать. Я остался стоять на сцене по просьбе Гунько.
— Пусть объяснится почему опоздал! Не красиво это Бурцев! — басом негодовала какая-то женщина с крупными габаритами.
Гунько ладонями пытался погасить недовольство людей пружинисто опуская свои руки к полу.
— Товарищи, подождите, товарищи! У нас действительно непредвиденные обстоятельства. Да, тише вы!
Последнее восклицание возымело действие зал потихоньку смолк.
— Товарищи, нашему коллеге, Гибаряну Константину стало нехорошо. Его состояние ухудшилось. Сейчас он направляется в лечебные учреждения Города, с ними дежурят наши врачи. Илья Бурцев помогал медикам с транспортировкой и погрузкой больного на борт самолета. Так что нам остается только пожелать здоровья Константину. А теперь продолжим?
Гунько оглянулся на президиум, оба человека за столиками кивнули.
— Итак, мы с вами зачитали и рассмотрели рапорта спасателей, мою объяснительную и отказ Гибаряна писать отчет, до тех пор пока не вернется его непосредственный руководитель, Куницын Владилен Викторович, который, как известно в срочном порядке полетел в министерство улаживать вопросы с дальнейшим финансированием обширной геологоразведки на территории, которая курируется наши Геологическим Управлением. Как мы знаем по слухам, Гибарян и Бурцев нашли очень перспективные участки для промышленной разработки золота. Но вот незадача.
Гунько сделал паузу и обвел зал взглядом.
— Мы не имеем дневников геологической разведывательной партии, не знаем ни координат этих участков. Нет ни карт, ни записей.
— Пусть Бурцев выйдет и объяснит, как так вышло.
Кто-то выкрикнул из зала.
— Почему он скрывает? Кто дал право? Надо написать в правоохранительные органы.
Кричал второй.
— Разгильдяйство и вредительство! В такое время тратить ресурсы — это преступление! Отстранить его от работы!
Третий встал, и держа свою кепку в огромном кулаке, направил его в мою сторону и потрясал им воздух.
— Тише, товарищи! — снова успокаивал зал Гунько, — дадим слово Бурцеву?
Зал снова загудел, на этот раз одобрительно.
— Илья, раз люди просят — уважь их своим рассказом.
Я не боялся выступать перед большой аудиторией, но в данном случае я понимал, что Гунько вежливо перевел на меня стрелки.
Я сделал шаг вперед и громко начал:
— Коллеги, друзья, товарищи. К сожалению в экспедиции я заболел болотной лихорадкой и заработал амнезию. Или по-простому, потерю памяти. Она понемногу восстанавливается, но многое мне самому неизвестно. Я действительно, многое не помню. Поэтому ничего существенного к рапортам и отчету Николая Прокофьевича добавить не могу.
Зал снова меня осуждал. Это было неприятно ощущать. Разные люди с неодобрением высказывались о моей амнезии. Мой друг Семен вскочил с места и пытался переубедить осуждающих
— Товарищи, я давно знаю Илью Бурцева! Он исключительно порядочный человек! Он действительно потерял память, но обязательно все вспомнит! Я готов ручаться за него.
Но Сёму никто не слушал. Все внимание было сосредоточено на мужике с кепкой в руках.
— Сдать его надо в милицию. Он же позорит честное имя геолога! А еще лучше комитетчикам! Пусть посидит у них! Он там быстро все вспомнит! Предлагаю голосовать за отстранение от выполнения обязанностей!
— Правильно! Отстранить его!
Гунько виновато посмотрел на меня, по-моему он не ожидал такой реакции зала.
— Тише товарищи! — зал смолк, — Илья тебе есть, что ответить коллегам, своим коллегам и товарищам?
Я отрицательно покачал головой.
— Я все сказал. Мне нечего добавить.