— Что случилось?
— Пойдемте, нужно его осмотреть. Я не знаю. Он без сознания, пульс есть, но он не реагирует.
Она положила руки в карманы халата, сосредоточенно нахмурилась и быстро зашагала в сторону палаты Гибаряна.
— Девушка, вы врач?
Она смерила меня взглядом. Зайдя в комнату, она подошла к кровати и обратилась к больному по имени. Костя не отвечал. Тогда она нащупала и замерила пульс на запястье моего друга.
— Учащенный? — мне было тревожно. Но доктор ничего не ответила.
Она задрала свитер и майку и приложила фонендоскоп к сердцу Гибаряна. Потом приоткрыла веко и проследила за реакцией зрачка. Насколько я мог судить,он был немного суженый, но на свет реагировал.
Увидев бутылку, доктор еще больше нахмурилась.
— Я сейчас за тонометром схожу.
Она быстро вернулась. Пока она накачивала грушу, я спросил:
— Вы сказали, что у Кости был посетитель?
— Да, к нему приходила девушка, корреспондент московской газеты. Она прямо перед вами ушла.
— Вот сучка!
Девушка неодобрительно посмотрела на меня. Она закончила измерение давления и озадаченно посмотрела на Костю.
— Клофелин.
— Что?
— Судя по показаниям давления и его состояния, ему подмешали в алкоголь клофелин.
Девушка недоуменно посмотрела на меня.
— Что вы такое говорите? Кому из людей такое в голову придет? Вы что? Это исключено.
Почему меня ее слова не удивили. Как же они тут все были наивны.
Девушка потянулась к бутылке, но я ее остановил.
— Не трогайте, пожалуйста. Не знаю, кто может в Поселке провести дактилоскопию, но на бутылке и стакане наверняка сохранились отпечатки. Участковый вряд ли сейчас станет этим заниматься. Надо везти в город.
Она с недоверием посмотрела на меня. Но притрагиваться не стала.
— Где бы сделать анализ спиртного? У нас в Поселке есть санэпидемстанция?
— Не поняла вас? Вы кто вообще?
— Я его коллега. Геолог. Его напарник. Мы вместе с ним ходили в последнюю геологическую партию, в которой он сломал ногу.
— Вы Илья, он говорил мне о вас. Он вас ждал. С утра после того, как привозили Ямазова, Константин выходил на костылях в коридор и что-то спрашивал про вас. Мне кажется, он тоже, как-то с вашей экспедицией связан.
— Ямазов здесь?
— Нет, его родственники забрали, ни к какую не согласились оставлять. Скажите, а вы раньше у больного не замечали подобных состояний. Обмороков, эпилептических припадков?
— Нет. Если не считать ноги, то он был самым здоровым человеком из всех, кого я знаю. Он никогда и ничем не болел. Он очень сильный парень. Мог пройти с сорокакилограммовым рюкзаком сорок -пятьдесят километров в день. Даже в сильный мороз. Поверьте, такое не каждому местному под силу. К которому часу его должны были везти на посадку в кукурузник?
— УАЗик должен был заехать в пять. Самолет вылетает в шесть. Теперь я даже не знаю, стоит ли его трогать.
— Звоните Алене Сергеевне.
— Что же с ним такое?
Она уже встала, сложила руки на груди и держала себя за подбородок
— Да говорю же вам, его отравили, доктор, отравили. У вас есть бумажные пакеты? И мне нужна какая-нибудь банка. Нам нужно перелить в нее содержимое второго стакана.
Она кивнула и направилась к выходу. А я сел напротив Гибаряна на застеленную кровать.
Все-таки у меня, как у человека, попавшего сюда из грядущего, было небольшое преимущество перед теми, кто жил и честно трудился в настоящем времени.
Они все были очень наивными и доверчивыми. Даже преступники. Тот же Витек или Ямазов. Я чувствовал горечь оттого, что я не такой в том будущем люди будут совершенно другими. Их быстро научили не доверять никому.
Дежурный врач, крайне удивилась моему предположению про клофелин, на что там удивилась — отвергла и отказалась даже рассматривать эту версию.
Когда мы стали такими циничными и прожженными? Я смотрел на своего друга, и в моей голове всплыло студенческое воспоминание из той, прошлой «грядущей» жизни.
Москва, метро Юго-Западная. Я студент геофака. Конец восьмидесятых. Начало девяностых. Но на дворе пока СССР.
Я вышел из метро, и, как обычно, направился к автобусной остановке. Отсюда я ездил в свою студенческую общагу.
Недалеко от выхода из метро, человек пятнадцать разношерстной, еще советской толпы, сгрудились над парнем, сидящем на корточках у картонки.
Люди что-то громко и эмоционально обсуждали. Одни кого-то порицали, другие восхищенно что-то выкрикивали, словно болели за любимую хоккейную команду, забившую гол. Сама эта картина вызывала жгучий интерес. Я никогда раньше не видел ничего подобного.