Но хищник не планировал атаковать. Он медленно, с достоинством отступил назад и скрылся из виду, снова спрятавшись за валуном, покрытым снегом и мхом.
Я осторожно приближался к нему обходя камень на достаточном расстоянии, готовый в любой момент среагировать на атаку.
Но когда я добрался до места, где, как мне казалось, я должен был увидеть прячущегося зверя, то обнаружил, что за валуном уже никого нет.
Зверь уходил, не оглядываясь и очень нетипично шагая, как бы прихрамывая на все лапы одновременно. Он успел отойти от валуна метров на двадцать.
Я разглядел, что вся его бочина была испачкана в запекшейся крови.
Сначала я подумал, что это кровь Латкина. Но потом я приметил мелкие капельки крови на снегу, которые он за собой оставлял.
Это был тот самый одноглазый волк, которого я казалось бы убил ударом в бок. Как он выжил — уму непостижимо.
Сказать, что я удивился — ничего не сказать. Я понял, что это его шкуру я видел там, у озера. Четыре дня назад. Он поборол смерть, но видимо чувствуя, что молодые самцы могут разорвать раненого вожака, ушел сам.
Теперь он преследовал тех, кто учинил бойню его стае и можно сказать, что полностью обнулил его место в звериной иерархии, деклассировал.
На мгновенье я невольно почувствовал уважение, которое люди могут испытывать к врагу, который с достоинством борется за свое право на жизнь.
Но тут же отогнал от себя эти мысли, потому что вспомнил, что он является людоедом и убийцей Латкина, кем бы тот не был по отношению ко мне.
Это вряд ли было местью. Скорее он почувствовал слабость человека.
Поразительно, что он не напал на меня хромого с костылями, а выбрал Латкина. Значит тот был только внешне бодрее меня. В душе сломлен и обессилен.
Волки всегда чувствуют силу и никогда не станут нападать на более сильного, слишком уж рациональными их сделала мать природа, чтобы тратить энергию на менее вероятную добычу.
Теперь нельзя забывать, что волк добился своего, он чувствует свои силы. Он не напал на меня только потому, что был сыт без меры.
Я стоял так до тех пор, пока он не скрылся за ближайшей каменной сопкой.
Я видел, как он тяжело уходил, но был уверен, что он будет идти за мной и ждать когда меня точно так же как и Латкина охватит паника, когда я побегу, а потом упаду без сил. Вот тут он меня и возьмет.
Я развернулся к рюкзаку, накинул его на плечи, подобрал свой остальной скарб и пошел по своему маршруту, одолеваемый мыслями.
Мне не давали покоя мысли о предстоящем ночлеге. Чем дальше я шел, тем более каменистая местность проявлялась в окружающем пейзаже.
Если так дальше пойдет, то снега скоро станет меньше нормальный бивак не сварганишь.
Придется спать на открытом воздухе. Камней в округе море и даже больше, а вот стланика или любого другого топлива для костра, который мог бы отпугнуть зверя пока не было видно.
Мне показалось, что Латкин шел без остановки, пока полностью не выбился из сил и не рухнул. Он тут же уснул волк напал на него во сне.
Мысль, что я не смогу остановиться на ночлег становилась навязчивой.
Что бы как-то отказаться от нее я остановился и решил просто проверить свое ружье.
Вроде получилось. Тогда я продолжил движение и стал думать о море.
Время от времени я оглядывался чтобы посмотреть не идет ли за мной волк. Пока счет один ноль в его пользу.
Его нигде не было видно, но я знал, что он идет за мной. Прошло около получаса, потом навязчивая мысль вернулась к мне снова.
Я боролся с ней и не мог побороть и, чтобы хоть чем-нибудь помочь себе, опять осмотрел ружье, которое теперь нес на груди на афганский манер.
Временами я ловил себя на мысли, что мой рассудок может помутился. Но я продолжал брести дальше бессознательно, как автомат.
Стараясь поддерживать темп движения я ритмично дышал в такт шагу. Я вспомнил этот один глаз, горящий в темноте у балка.
Странные мысли и нелепые представления точили мой мозг, как черви. Что это за волк? Почему он мне послан? Одноглазый это знак?
Может он тоже того — переживает свою реинкарнацию и должен завершить начатое? То что не успел завершить в прошлом своем воплощении?
Точно, как я? Нам двоим выдался такой невероятный шанс? Природа проверяет, что сильнее человеческий разум или звериный инстинкт?
Вот у меня имеются разум и спящие инстинкты. А у волка есть интеллект? Может мы зеркало друг друга? У него настолько же же мало интеллекта в его среде, сколь мало инстинктов у нас в повседневной жизни.
И наоборот, насколько много у нас разума, настолько сильные его инстинкты. Мы зеркальное отражение друг друга. Чтобы уравнять шансы, природа сделала так, что мы оба в плохой физической форме.
Чистый разум против чистых инстинктов. Его клыки против пики.У меня нет патронов к оружию. Волчья выносливость против человеческой.
Я рассмеялся в душе, вспомнив как один из моих знакомых затащил меня на свою лекцию, где на полном серьезе утверждал, что человек венец природы и что он суперхищник.
Мы довольно большой компанией, человек в пятьдесят слушали его разглагольствования о вреде религии и пользе теории происхождения видов Дарвина.
Димочка, дорогой, во-первых, Дарвин вовсе не исключал первоначального акта Божественного творения, но это так — кто как мерит, так и верит.
А во-вторых, посмотри к кому ты обращался — девяносто девять процентов тех слушателей из ста возможных не смогли бы даже курицу зарезать, не то чтобы противостоять серьезному зверю.
Не говоря уже о победе над ним. У меня возник повод задуматься про «венец природы» еще раз.
С такими мыслями я прошагал до темноты, ни разу вспомнив о том, что одноглазый напал на него во сне.
Увидев у ручья небольшие заросли выбивающиеся из под снега, я решил устроить здесь лагерь.
Скинув рюкзак, я обернулся чтобы оглядеть безмолвное пространство вокруг себя.
Глава 25
С такими мыслями я прошагал до темноты, ни разу вспомнив том, что одноглазый напал на него во сне.
Увидев у ручья небольшие заросли, выбивающиеся из под снега, я решил устроить здесь лагерь.
Скинув рюкзак, я обернулся чтобы оглядеть безмолвное пространство вокруг себя.
Волка нигде не было видно. Но я чувствовал его незримое присутствие, что он где-то рядом.
— Черт бы тебя побрал одноглазый. Как ты вообще выкарабкался с того света? — сказал я в сторону откуда пришел.
И тяжело сел на рюкзак. Последние несколько километров дались с большим трудом. Если повезет, то завтра к вечеру доберусь до зимовья.
Разгребая снег руками, я обнаружил, что кроме камыша в зарослях никакой другой растительности нет. Значит придется ночевать без костра.
Для начала я снова сварганил бивак, на этот раз у меня получилось хуже потому что стало холоднее и снег не особо слипался.
Пришлось делать что-то типа сеточки подкладки из «драгоценного» камыша в стенах, а потом уже выкапывать внутренний объем.
«Драгоценного» потому что его оказалось в округе слишком мало, а мне еще нужно было приготовить ужин из оставшейся четверти тушки куропатки.
Тем не менее я справился, снова заварил себе бульон. Сырые стебли камыша плохо горели, постоянно тухли и я потратил почти половину своего запаса спичек на приготовление еды.
В конце концов ход пошел черенок, выброшенный вчера Латкиным. Я настрогал стружки, а потом расщепил его на более мелкие части и сжег.
Жар черенка оказался достаточным для того, чтобы воспламенять сырой камыш и я даже успел вскипятить себе листовой грузинский чай, который забрал из остатков еды, украденной Латкиным.
В какой-то момент я подумывал о том, сжечь древко своей пики, но оставил эти мысли, понимая что это единственное оружие которое позволить держать волка на дистанции.
Я очень устал и потрясения дня заставили меня быстро уснуть.