— Вы правы. Непонятно, зачем мы живем. Мы получим изобилие и достаток, но они будут бесполезны и ненужны. Астроном доктор Браун заявил на симпозиуме: «Звезды для нас уже не загадка. Мы знаем возраст Солнца: ему исполнилось четыре тысячи шестьсот миллионов лет».
Дон Фульвио и донна Джулия одновременно:
— А когда же исполнилось?
— Восемнадцатого марта прошлого года… ясно?
Дайте нам пошутить. Тут всё у нас не желает подчиняться высокомерной науке. Наука, которая вычисляет возраст Солнца, а не определяет, сколько лет стенам и лохмотьям Паллонетто; наука, которая наблюдает за Млечным Путем, а не за улицей Семирамиды или за Салита Экия, — эта наука вызывает у нас смех. Кому они рассказывают свои басни? Мы вспоминаем сказку про дона Сальваторе, а может, дона Винченцо, который принес доброму королю Фердинанду длинный моток веревки и сказал, что измерил буквально до одного сантиметра расстояние от Земли до Луны. «Молодец! — сказал Бурбон. — Но кто может поручиться, что это точно?» И дон Сальваторе, или же дон Винченцо ответил: «Если вы мне не верите, ваше величество, то проверьте сами». Черт возьми! Ночной сторож подмигивает и продолжает:
— После Брауна выступал некто Фурнао, он сказал: «Возьмите-ка устрицу. Как ей удается в воде построить свою раковину? А что делает трава на лугу?»
Донна Джулия зевает.
— Во имя Отца, Сына и Святого духа… Что делает? Растет.
Дон Вито Какаче:
— Тут вмешался профессор биологии Джеймс Боннер и сказал: «В будущем человек станет вегетарианцем. Мы откажемся от мяса».
Дон Леопольдо Индзерра грустно говорит:
— А к нам это относится? Я ел мясо в последний раз на пасху. Дорогие мои, давайте-ка напишем пару слов этому дону Джеймсу и в вежливой манере поставим его в известность, что будущее уже началось в Паллонетто сотни лет тому назад.
Это забавно. Мы прыскаем от смеха, словно взорвавшаяся бочка. Вот пробегает группа актеров-мимов, они присоединяются к нашему хохоту. И это вполне естественно: мы привыкли делиться друг с другом и горестью, и радостью, как делимся глотком воды и окурком сигареты. Наконец дон Вито успокоился и говорит:
— В заключение симпозиума профессор Джон Вейр сказал, что у нас не будет больше мошенников, а профессор Браун рассказывал о пикниках на Венере или Марсе; физиолог Герман Миллер поклялся: «Мы сможем провести селекцию среди людей, внося поправки в зародыш в материнском чреве либо прерывая его развитие, если он нас не устраивает».
Донна Джулия Капеццуто вздрагивает.
— Иисусе, Иосиф, святая Анна и Дева Мария! Недаром говорит неаполитанская пословица: «Сперва потряси мешок, тогда узнаешь, пыль в нем или мука!» Вот что я думаю… Любезный дон Вито, мы должны решить вопрос об этой науке, расставить все точки над i. Я хочу спросить вас: выходит, что если на земле и на небе всем будут заправлять американцы из этого симпозиума, то господь бог останется без работы и должен будет спокойненько уйти на пенсию, — так, что ли? Ответьте мне: храмы, часовни станут ненужными и бесполезными? Ритуальные шествия, фейерверки, фонарики, нищенствующие монахи, свечи, кадила, церковные облачения, епископы, папы — всё будет забыто? Нет, никогда этого не будет, дон Вито! Дон Фульвио, любой святой может простить нам грехи, но никто из них не потерпит неблагодарности и пренебрежения. Дон Леопольдо, да я плевать хотела на эту науку. Она не должна вмешиваться в материнское чрево! Души чистилища, да как можно такое позволить? Дитя — это весточка господа бога женщине, переданная самим ангелом, который сказал: «Богородице, дево, радуйся…» Как смеет наука вырывать у нее эту весть, читать ее, вмешиваться и вносить свои поправки? Дон Вито… ребенок… дитя… у меня его не было, но я ощущаю его в душе, уверяю вас, и через него говорю с богом!
Этого нам еще не хватало! Возбужденная и взволнованная донна Джулия откидывается назад и начинает рыдать. Тотчас донна Бриджида Какаче, тоже бездетная, роняет на пол тарелку, подбегает к донне Джулии, обнимает ее и разражается плачем. Из соседних полуподвалов сбегаются женщины и, не спрашивая ни о чем, выливают на донну Джулию и донну Бриджиду целые ведра слез. Нет на них хорошей палки! Ночной сторож покусывает усы и молчит. Представьте себя на нашем месте. Дон Леопольдо посвистывает, дон Фульвио почесывается. Внизу мы замечаем костыли Армандуччо Галеоты, который возвращается с родителями с набережной Санта-Лючия. В тазу у них опять одни креветки. Бам, бам, бам! Часы отбивают три пополудни. В это время пахнет тухлятиной: то ли это запах сушеной трески, то ли гнилых рожков, кто его знает. Куры шарахаются в стороны, испугавшись собственной тени. Вчера какая-то пугливая курица взлетела на несколько метров вверх. Можете себе представить, сколько было разговоров среди местных прорицателей. Да разве это уж так удивительно? Скажите, а кто отказался бы от крыльев сокола, чтобы улететь из Паллонетто?