— Дон Арма, я знаю. Я сам, к вашему сведению, рожден и крещен в этом квартале. В детстве врачи считали мое состояние предтуберкулезным.
— Ну, тогда дай бог вам здоровья, о чем же тут разговаривать? Жизнь сама по себе уже состояние предсмертное. Важно, чтобы живой помогал и поддерживал живого. Дорогой квартал Стелла, донна Джулия в беде, выручи ее. Какая уж тут витрина, синьор мой? Вы поневоле мне напомнили поговорку: «С глаз долой, из сердца вон».
— Дон Арма, я не собираюсь возражать вам, но чем же занимаются больницы?
— Вы разбередили нашу рану. Донна Джулия зашила в свою сорочку облатку. Вот вкратце ее содержание: «Разве больницы Инкурабили или Пеллегрини для меня? Готов поспорить, что прежде попаду в ад или рай!» Нам ничего не оставалось делать, как только выставить больную на всеобщее обозрение.
Призыв к потомкам о христианском милосердии создатели катакомб Фонтанелле выбили изящным, красивым, ровным шрифтом. В просторных гротах и извилистых тайных ходах они воздвигли алтари, нефы, колонны из костей. Но время подточило и частично разрушило подземный собор. Вероятно, в судный день, когда каждый устремится в гардероб, чтобы одеться, тут произойдет небольшая свалка. Боже, сделай так, чтобы один не выхватывал у другого самое лучшее. Как я уже говорил, донна Джулия заботится о том, чтобы эти покойники не исчезли окончательно с лица земли. А к одному из них она больше всего привязалась, потому что он показался ей особенно непослушным и непокорным. «Он был самым недовольным», — сообщила донна Джулия. Она собрала его кости, почистила, обновила их и сложила в отдельную келью. Каждое утро она сдувала с него пыль, а потом наводила блеск шерстяной тряпкой. Возле него всегда стояли свечки, лежали полевые цветы с горы Скудилло, кусочки обгоревшего ладана. Вероятно, она припудривала тальком его лоб. Однажды мы со скульптором Г. застали ее с черепом на коленях.
— Дорогие синьоры, — воскликнула она умильно, — посмотрите, какой он красивый!
Нас не позабавило и не рассердило это чувство огромной, бесконечной, языческой доброты в дрожащем от безумного восторга голосе донны Джулии. Мы подозревали, что она нарекла этот скелет нежным, ласковым именем и придумала ему длинную трогательную историю на диалекте.
Она извлекла его из темного полного небытия и вернула ему уверенность, что смерть не абсолютный нуль, не полное ничто, пока благоговение и жалость теплятся в живых людях. Она его оплакивала: о несчастное создание Иисуса и Марии, о последний вздох бедного мученика! Донна Джулия подарила ему (это она-то, нищая и изнуренная тень Фонтанелле) бесценное сокровище — полувоскрешение или, во всяком случае, возвращение бесценного чувства собственного достоинства.
Другие женщины с улиц Фория, Чинези, Порта Пиккола, Сальваторе Роза, Верджини, Салюте услышали о поступке донны Джулии и, подобно ей, стали опекать и тоже усыновили безымянные скелеты. Распухшие от плача и причитаний, закапанные слезами воска, они занимались своим хлопотливым делом в мрачном и холодном подземелье, не ведая ни страха, ни ужаса. Они, наверное, там, внизу ели и спали. Неправда, что только солнце рождает любовь; скорей всего за любовью надо спуститься вниз, нужно великое мужество, чтобы долго спускаться в самую глубокую, словно колодец, тьму.
— Я согласен, уважаемый дон Армандо, что очень тяжело использовать облатку не по назначению. Скажите, у «Матушки скелетов» была когда-нибудь своя семья?
— А как же. Донна Джулия очень молодой вышла замуж за Карлуччо Цираккьо, который плавал на торговых судах. У них было двое детей: мальчик Эрнесто и девочка Лючиелла. Брак продолжался лет тринадцать-четырнадцать. Карлуччо все реже появлялся в Неаполе. Однажды он сказал жене: «Я отвезу детей на месяц в Беневенто, к дедушке. Он их знает только по фотокарточке и жаждет повидаться. О детях не беспокойся. Потерпи немного». Этот подонок был родом из Беневенто.
Через небольшие промежутки времени из комнаты нижнего этажа раздавались тихие, сдержанные стоны. Их подхватывали и заглушали скрежет пилы, удары молота о наковальню, лай собак. Дон Армандо продолжает:
— Скоро я должен принести ей из бара крепкий кофе. Это ведь нужно для поддержания сердца? Так вернемся к Карлуччо. Прошел месяц, другой. Никого. Когда она опомнилась, было уже поздно. Отец с детьми отправился не в Беневенто, а в Чили, там они и сгинули. Консулы, полиция обеих стран, папа римский, Красный Крест не сумели их найти. Этот тип обзавелся где-то в американской прерии другой женой и детьми; либо дело застряло в служебных кабинетах, либо Цираккьо спутался с самим дьяволом, поди узнай. Постепенно донна Джулия успокоилась. Она прекрасная перчаточница. Но что вы скажете об Эрнесто и Лючиелле? Неужели они забыли мать? Думаю, нет.