Я спросил:
— Зачем такие жертвы и такая предусмотрительность? Ведь ты и Кьеркия не были бедняками.
Адвокат ответил:
— Ха! Каждый из нас следовал правилу: увеличить, а не уменьшить свое состояние. Человек работал не ради себя самого, а ради собственного имени. Я достиг этого, Кьеркия тоже стремился к этой цели и постепенно, медленно, но верно его положение улучшилось. Скажи, а как твои дела? Ты много работал, но почему-то не разбогател. Ты не подсчитывал с женой по вечерам расходы? Ты тратил и тратил, а она тебе помогала в этом?
— Вероятно, — ответил я. — А может быть, и нет. Люди похожи на воздух, которым они дышат. Тот воздух, который вдыхали мы, был кислым и черным воздухом бури. Нас постигли страшные катаклизмы и божий гнев. Будущее с годами превратилось в ничто. Слово «завтра», поверь мне, уже не имело смысла. А когда буря утихла, хотя это, может быть, нам только показалось, наши часы и календари окончательно сошли с ума. Нашим лозунгом стало: сегодня, сегодня, сегодня; просыпаясь, мы заново рождаемся и намечаем программу на двадцать четыре часа; засыпая, мы с чувством удовлетворения умираем, опустошенные и вялые: мы все отдали и все взяли. Мы пишем нашу дорогую жизнь мелом на доске, а кто-то ее немедленно стирает тряпкой. Нас не соблазняет движение вперед; заведя наши безумные часы и взглянув на календари, мы готовы, как коршуны, упасть камнем вниз, чтобы урвать самое лучшее. Круг наших интересов узок, как ремень от брюк, он замыкается вокруг пояса. Да это вовсе и нельзя назвать интересами. Мы жаждем богатства и счастья, по-рабски обожаем их, но схватываем на лету, только когда редкий случай приблизит их к нам; если же они далеки, труднодоступны, эфемерны, то они нас не привлекают, охота была силы тратить, говорим мы.
Я замолчал и посмотрел на адвоката.
— Боже мой! — воскликнул он. — Какой стыд, какое надругательство над древними святынями, сын мой!
Я продолжал:
— Появилась новая вера в Фортуну, мы поклоняемся ей и строим для нее храмы. Фортуна и только Фортуна может в одну минуту возводить небоскребы, превратить нас из нищих в миллионеров, придать нам силу и обаяние. Богиня, которой мы служим, не требует от нас взамен жертвоприношений и благоразумия за свои крупные и мелкие милости. Хотите карточки футбольного тотализатора, номера лотереи — извольте! Легальные и нелегальные игорные дома — пожалуйста. Тотализаторы на скачках и автогонках — только прикажите. Игра на бирже — только захотите. Сколько миллионов прибыли сулят ценные бумаги? Сколько холодильников и телевизоров обещает радиокомпания тем, кто незамедлительно станут участниками ее конкурсов? Хотите своим находчивым ответом завоевать приз «Золотой кулич»? Или получить одну из маленьких вилл, которые дарит своим покупателям знаменитый король зубной пасты X? Молодец, синьор Кайо, вы угадали: парижский певец, который никогда не расстается со своим соломенным канотье, это, бесспорно, Морис Шевалье, десять серебряных тарелок — ваши. Вот вам миллион, придумайте нам простую, но броскую рекламу для нашего несравненного товара. Наши крупнейшие поэты и писатели будут оспаривать в будущий четверг академическую премию в восемь миллионов. Отправьте открытку, и вы будете участвовать в розыгрыше… Не выбрасывайте входной билет, который вы потом соедините с другой половиной и… было три часа утра, когда мисс города Анконы после одиннадцати туров голосований стала мисс Италия. Пятьдесят литров масла «Джи», купальный сезон в Бордигере, прекрасный режиссер ищет новые лица для своего фильма. Понимаешь ли ты, папа, что происходит? Нужен выигрышный билет, выигрышный билет, выигрышный билет! Дорогой адвокат, мы расставляем невинные сети, чтобы заполучить Фортуну, только и всего. Она — всё: наша карьера, наш счет в банке, наша семья, наше убежище. Да что я говорю! Фортуна — наша колыбель и наша могила. Человек 1911 года считал себя незаменимым, он видел свое предназначение в совершении каких-то действий и осуществлении каких-то идеалов. Нынешний человек живет в атмосфере луна-парка, удивительного балагана, рулетки, чувствует себя безликим, неестественным, случайным; вот это он, но он мог быть и другим, он родился не по воле Неба, ему просто выпал такой жребий (как и многие блага и неудачи, радости и горести, которые нас окружают). Бесполезно трудиться, стараться, говорим мы, надо идти на риск и делать ставки.
Мы остановились как раз у входа в наш дом на улочке Казале. Я пытался вдохнуть запах, вернее, аромат стружек и опилок, но столярной мастерской во дворе, под сенью огромного ореха уже лет двадцать как нет, я прочел это на челе адвоката (который останется бродить по этим местам, вероятно, до моего окончательного возвращения сюда) и вздохнул. Он растерянно смотрел на меня. Потом я услышал его бормотание: