Промышленники и принцы, министры и банкиры, толстые и обрюзгшие, подносят к глазам градуированные стаканчики, чтобы точно отмерить количество выпиваемой воды, а я и деревья Кьянчано слушаем, как скрипят и стонут под их тяжестью костыли надежды. Оркестрик наигрывает мелодии из оперетт, встречаемые жидкими аплодисментами: возможно, это подбадривают музыкантов их же родственники. Под звуки музыки сухой лист падает на дряблую руку пожилой дамы, увешанной драгоценностями; она смотрит на лужайку и гадает на зонтиках: голубые значат «да», розовые — «нет».
Раскроем же все карты, деревья Кьянчано. Слово, которое чаще всего слышится здесь, взмывает в воздух и цепляется за ваши чуткие ветви — это коротенькое и в то же время такое длинное слово «я». Вот говорит командор[85] из Пармы: «Я в 1950-м выбросил в окошко все лекарства». «Я, мне кажется, возрождаюсь из собственного пепла», — заявляет галантерейщик из Бари. А владелец половины Палермо призывает: «Делайте так, как всегда делал я: в первый день не больше одного стакана». Я, я, я. «Я сказал жене: „Эльвира, у тебя даже характер изменился“». «Я клянусь вам, пища стала мне ненавистной… Я так страдал от камня величиной с гальку, а то и с булыжник… После разговора с врачом я…» И тому подобное. Сосны, кипарисы, дубы и магнолии Кьянчано! Это излюбленное здесь местоимение постоянно мельтешит в ваших кронах, отчего они сверкают и искрятся, словно сказочные новогодние елки.
Я разговаривал с деревьями и в Аква Санта, и на Римском бульваре, и на площади Италии, и беседы эти были то грустными, то веселыми. Не судите об этих людях по внешности, говорили мне деревья. Они надевают на себя все лучшее, что у них есть, они заполняют бары, кинотеатры, холлы отелей. «Этот рубин я купила в Париже… Я получил телеграмму от его превосходительства… Мое почтение, баронесса… До встречи за карточным столом…» Они смеются, украдкой смотрят на свое отражение в полированной мебели, но что кроется за всем этим? Эти люди прикидываются веселыми и жизнерадостными, тогда как на самом деле они грустные и подавленные. Их надо видеть ночью, когда они остаются наедине с собой у себя в спальне и, полуголые из-за духоты, рассматривают себя в зеркале. Ничего нового? Не проходит желтизна, эта постыдная отметина на еще молодом или уже увядшем лице? Не уменьшается тревожащее вздутие в правой части живота, где беззвучно трудится один из главнейших наших органов? Наступит ли снова приступ меланхолии, тоски и подозрительности? Термины «инфильтрат», «цирроз», «асцит» трепыхаются у нас на устах, словно птицы в силках. Поможет мне это лечение, спасет оно меня или нет? По ночам, говорили мне деревья Кьянчано, мы собираем вздохи и возносим их к небесам бесчисленными пальцами наших листьев. Однажды ночью, когда все уже спали, финансовый воротила Б. Дж., гроза четырех тысяч подчиненных, высунулся в окно и, всхлипывая, жалобно простонал: «Мама, умоляю, помоги мне».
85
Командор — высшее звание в Италии, присваиваемое за заслуги перед государством в области экономики, науки и культуры.