Выбрать главу

Светлана Кекова

ЗОЛОТО, ОБЛАКО, СИНЬ

* * *

Среди нашей сиротской зимы попрошу-ка я снега взаймы у седой прошлогодней метели, у вселенской её кутерьмы, чтобы снежные хлопья летели, и в метели звучали псалмы,
чтобы снега большие холмы скрыли Лесбос, Стамбул и Сахару, чтоб учились на опыте мы в очертаньях турецкой чалмы ясно папскую видеть тиару.
Среди наших лесов и полей, пустырей, перелесков, опушек, среди бунинских тёмных аллей будет русской душе веселей слушать треск новогодних хлопушек.
Если с миром отвергнуть родство — будет новая сброшена маска… Но у нас впереди Рождество, Пост великий, Голгофа и Пасха.

Вифлеемская Звезда

1
К нам зима была жестока, мы в чужую землю шли, иногда звезда с Востока в снежной пряталась пыли.
Мы метель пережидали и смотрели в небеса: там то пели, то рыдали неземные голоса. Чей-то голос с лаской женской звал забыться, отдохнуть, но Звездою Вифлеемской нас манил опасный путь.
Ладан, золото и смирну мы везли Младенцу в дар… — Помоги нам, ангел мирный! — старый молвил .
И посланником чудесным средь иных небесных тел над зубчатым чёрным лесом тихий ангел пролетел.
Тихий ангел держит сферу, сквозь которую видна наша жизнь, как вход в пещеру, наша смерть, как пелена.
А в пещере, где лучина начинает догорать, на родившегося Сына молодая смотрит Мать.
Греет ноги ей овечка, заслоняет тень креста, а в ночи горит, как свечка, Вифлеемская Звезда.
2
   Ищу я из прошлого выход, я плачу и хлеба не ем…    Уже растревоженный Ирод отправил войска в Вифлеем.
   А сколько их, воинов сытых, там было, я знать не могу,    не знаю я, сколько убитых младенцев лежало в снегу.
   Но слышала я, как рыдала, как громко рыдала Рахиль,    и лица детей покрывала холодная снежная пыль.
   Мне искру из камня не высечь. Заблудшая блеет овца.    Восходит четырнадцать тысяч младенцев к престолу Отца —
   и каждый для вечности создан и собственной кровью крещён,    и этой-то светлостью звёздной ночной Вифлеем освещён.

Половецкий стан

1
В ожидании снежной пряжи          и в надежде на свет в ночи в эмигрантском ажиотаже          улетают на юг грачи.
На песок, на речные воды,          на теряющий листья лес смотрит маленький царь природы          с автоматом наперевес.
Он родился  оно,          а теперь сам себе не рад. Так зачем же ему корона,          и зачем ему автомат?
Он стоит, как в любви признанье,          перед светом чужих очей, и, быть может, его призванье —          слушать осенью крик грачей?
2
Вдоль дороги пыльной цветёт чабрец.    В доме печь с нахмуренным спит челом. На борьбу с врагами идёт храбрец,    и ложится пыль на его шелом.
Ты зачем, храбрец, свой покинул дом?    На кого ты русскую бросил печь? Задевает ворон тебя крылом,    и изъеден ржой твой булатный меч.
Проливает слёзы твоя сестра,    а в земле тоскуют отец и мать. Зачерпни шеломом воды Днепра,    меч вонзи ты в землю по рукоять!
На воде — листвы золотая вязь,    а вокруг — туман, половецкий стан. Ты зачем в степи заблудился, князь,    где ковыль бушует, как океан?
Так ложись на гребень его волны,    закрывай глаза и спокойно спи, пусть твоя жена с крепостной стены    вдовий плач разносит по всей степи…
3
— Ни еды, ни питья не отыщешь в дому,       а братья и зятья —             все ушли на войну.