В середине саклей находилось юнэ-шуа, где жил глава семейства со своей женой и детьми, не достигшими еще двенадцати лет. В остальных постройках проживали уже взрослые дети. Каждый женатый сын имел собственную хижину для себя и своей семьи. Взрослые, но еще незамужние дочери также жили отдельно от родителей. Все сакли были обращены фасадом к середине площади. Таким образом, во дворе многочисленного семейства располагалось двенадцать-пятнадцать саклей.
Сзади жилых хижин размещались амбары, кладовые и отгороженные стога сена и соломы. Загоны для рогатого скота и навесы для домашней птицы делались плохо защищенными от погодных условий. К каждой сакле была пристроена маленькая конюшня для пяти-шести лошадей, но она отделялась от жилого помещения легкой перегородкой. Дверь стойла запиралась изнутри сакли. Это позволяло черкесу, не выходя во двор, быстро сесть на коня и выехать прямо в бой, а его семье – удалиться в безопасное место, взяв при этом самое необходимое и ценное имущество. Если черкес владел одной или несколькими семьями рабов, то их дворы были построены вблизи его двора.
– Логово бесовское, – сказал вслух Билый, когда казаки, рассредоточившись, спустились к неширокому ручью, текущему из аула. – Василь! – позвал Микола.
– Гореть огню, – пробормотал кто-то из станичников за спиной.
– Туточки я, господин сотник, – мгновенно отреагировал приказный Рудь.
– Вот что, хлопец. Метнись вдоль ограды и побачь, есть ли дозорные на вышках. Ты у нас кубаристый, тэбэ и в ступи не пиймаешь. Тильки нозирком! – дал наказ Василю Билый. Через мгновение Рудь уже пластался вдоль высокой, в человеческий рост ограды, тянувшейся по периметру территории аула.
Ничего удивительного в том, что Филимон обнаружил среди камней казака – горазд он был следы читать и видел то, что другие обычно не замечали – чуйку имел обостренную. Принюхался к ветру, улавливая запахи, а дальше проще стало, когда пошел в нужном направлении – здесь каменюка сдвинута, здесь трава примята, тут капелька крови – растер в руках, а тут и тело лежит.
– Михась! Сюда подь! Кажись, нашел!
– Да ну?! Не брешешь? – Друг встрепенулся, замирая на другом конце поляны.
– Вот тебе крест!
Михась в три прыжка рядом оказался. Присел на корточки, разглядывая тело казака в рваном, с кровавыми подтеками, исподнем, спросил шепотом, пугаясь собственного голоса:
– Живой?
Филя не ответил, пожимая плечом. Казак в ободранном исподнем кровью запекшейся был изрядно попачкан и лежал на животе неподвижно.
– Живой? – снова тревожно прошептал Михась.
– А я знаю? Кто це такой… С неба, что ли, свалился?
– Посмотрим! – Михась осторожно дотронулся до чужого плеча и уже вдвоем с Филей они перевернули тело на спину. Вздрогнули оба, когда увидели знакомые черты скуластого лица: заостренный нос с горбинкой, тонкие брови и подстать им усики, сейчас коркой крови покрытые.
– Это же Павло Кочубей с заставы Гамаюна!
– Что он так далеко делает от крепостицы?
Мишка потрогал шею казака, склонился низко к избитому лицу.
– Дышит? – спросил Филя, протягивая флягу с водой.
– Не пойму пока. Лей.
Тонкая струйка стала омывать разгоряченное лицо казака, очищая ссадины, несколько капель Филя влил и в приоткрытый рот. Михась придерживал тяжелую кудлатую голову и резко дернулся, когда Пашка застонал, ворочаясь.
– Марийка! Марийка! – затвердил он, не открывая глаз.
– Живой! – обрадовался Филя, прекращая лить воду.
Михась бережно положил под голову казака ком подорожных листьев, стараясь не смотреть на любопытного друга.
– Звал кого или показалось? – настаивал тот.
– Сестру никак, – хмурясь, ответил Михась, разглядывая каменную стену – это же каким упертым надо быть, чтобы карабкаться по ней. Шашку бросил. Зачем? Или с горя совсем сбрендил? Знал он, к кому Павло неровно дышит – случайно подслушал разговор старших, но тайны решил чужой не выдавать.
– Смотри-ка! – оживился Филя. – Еле живой, весь поломанный, а о сестре думает!
Павло открыл глаза и довольно осмысленно посмотрел на ребят, с секунду собирался с мыслями, признал:
– Хлопцы.
– Павло! Сорвался, что ли?!
– Сорвался. – Казак тяжело глотнул чистого воздуха, обеспокоенно рукой заводил вдоль тела. Обеспокоился не на шутку.
– Хлопцы… – снова прошептал он, и взгляд его остановился на Михайло. – Я шашку схоронил, когда полез. Найти надо.