Любимая. Родная. Иду. Как же я ждал эту встречу. Жил ради такого момента. Меня заливает волной радости. Теперь я понимаю друзей, их блеск в глазах, тревогу и волнительные тихие речи о сокровенном за фужером хорошего шампанского.
Дамы не торопятся. Плывут в своих пышных платьях, освобождая пространство, поводят плавно открытыми плечами, кружат голову ароматами духов. Веера качают воздух. Туда-сюда.
Бу-шш – бу-шш, словно далекий прибой очень медленно и неторопливо бьется о каменные утесы. Воздух то волной приносится мне в лицо, то уносится прочь к очередной мушке у пухлых губ.
Я вижу… Миколу.
Вокруг казака пустота. Все морщатся, но никто не решается подойти. Дамы напуганы.
Грязь стекает с его поношенной и рваной черкески на отполированный пол. Среди блеска разноцветных платьев, фраков, мундиров, золота и серебра он неуместен. Сам казак смотрит в пол. Папаха надвинута на брови. Овчина местами выдрана и пожжена.
Очень медленно он поднимает голову и пристально смотрит на меня. В серых глазах – мрак преисподней.
Еще медленнее поднимает сжатый кулак.
Раскрывает ладонь с грязными пальцами. И я вижу в крохотной лужице крови пулю, недавно извлеченную из моего тела. Густые капли сочатся между пальцев, стекают с обломанных ногтей казака.
И он хрипит:
– Пулю забыл, Ваня. Забери.
Я дергаю ногой, поскальзываясь на отполированном полу, и начинаю падение…
Словно цепная реакция пошла. Граф толкнул меня ногой, и я открываю глаза, не понимая, где нахожусь. Иван Матвеевич бредил. Шевелился, сгибал колени, будто шагая куда-то. Я прислушался. За пещерой тишина. Я снова присмотрелся к графу. «Что же ты, Ванятка? Где ты сейчас?»
Поручик спал беспокойно. Стонал во сне, вертел увечной головой, сучил ногами.
Выходит, от этих стонов я и проснулся. Забеспокоили меня, а потом получил знатный пинок. Свернутый вместо подушки бешмет лежал в стороне от головы. Осторожно приподняв, подложил походную подушку графу под голову. Иван горел. При его ранениях это было обычно. Вот если завтра жар не спадет, видать, в рану попала какая-то грязь, тут уже как Бог даст.
Я зашептал молитву.
Огонь на факеле начал бегать снизу вверх и больше коптил, чем светил. Нужно зажечь новый. Еще два факела лежали вверху в трещине. Осторожно поднялся, поставил ногу на камень, потянулся вверх и вдруг заметил, что трещина стала шире. И там из глубины скалы вроде свет пробивается. Идущая вниз трещина так и осталась в три пальца шириной, так что осторожно попробовал ногой опору, потихоньку начал протискиваться в сторону света. Пробравшись через косую трещину, попал в каменный коридор, где не пришлось наклоняться. Впереди открывалась просторная пещера, заполненная серебристым туманом. Он как бы сам светился, но через него видно было и стены, и потолок, только ноги ниже колен, если их высоко не поднимать, были не видны. Я такой туман в жизни не видел, хотя думал, чем-чем, а уж туманом меня трудно удивить. Утренний туман у реки, туман в балочках и низинах при встающем солнце. Туман в плавнях и в горах, там, где не понятно, туман это или облако.
Осенние и весенние туманы. Зимний туман, когда престаешь понимать, где небо, а где снег. Туман, в котором тонут все звуки, а собственную руку можно рассмотреть только возле носа. Только такого, как здесь, я не видел и ни от кого не слышал, что такой бывает.
Во-первых, он не сырой, а во-вторых, пахнет хорошо, почти как в церкви.
Впереди еще проход, и зал еще больше. Здесь тумана нет, а по всему полу свечи горят. Толстые, высокие, тоненькие, чуть коптящие огарочки. Палеными свечами не пахнет, а наоборот, воздух, как после грозы.
Конца этой пещере не видно. Хотя какая это пещера, ни потолка, ни стен. Как бы мне здесь не потеряться. Пропадет мой граф без меня. Правильно Прохор говорил, как дитя малое. При войске, при своих пушках он бравый поручик, а здесь до следующего вечера не доживет.
– Будь здоров, казаче.
В сторонке сидел старик с длинной белой бородой, то ли в длинной серой рубахе, то ли балахоне вроде церковных. Как я его не заметил, ведь почти прошел мимо.
– Спаси Христос. Здравствуйте и вам, дедушка.
– Иди посиди со мной. Вот угостить мне тебя нечем.
– Спасибо, диду, не голоден я. У меня тоже ничего для вас нема. Но если подождете, сбегаю, в торбе трошки вяленого мяса есть.
– Оставь для себя, ты мне лучше помоги. Затуши вон ту свечку, по правую руку.
Справа горела синим огнем приличных таких размеров белая как снег свеча. Воск медленно скатывался по стволу.