Картер обладал тремя подбородками, дрожавшими, когда он хохотал. При этом жирные щечки собирались под глазами складками, вместо глаз виднелись только узкие щелки. Однако глаза в этих щелках не меняли своего выражения и во время бурных приступов веселья. Они оставались как бы подернутыми пеленой, холодными и настороженными. Миссис Эшбьюри смотрела на Картера одобрительно. Он был очень внимателен к ней.
Я догадался, что Картер, вероятно, как-то по-особому связан с миссис Эшбьюри. У них было много общего — они являли собой пару, живущую с единственной целью: получать от жизни наслаждение.
Между тем миссис Эшбьюри не отрывала от меня глаз.
— У вас нет ни унции жира, мистер Лэм, — заметила она. — Вы невелики ростом, но превосходно сложены.
Только не слишком ли вы легки для профессионального борца?
— Тренера, — поправил я.
— Я знаю, но вы, вероятно, и хороший борец. Генри рассказывал мне, как вы одолели в джиу-джитсу своего соперника-японца, и у него был очень бледный вид.
Генри Эшбьюри в упор уставился на меня.
— Боюсь, с моей стороны было бы нескромным комментировать этот эпизод.
Ее горло, плечи и диафрагма пришли в движение — она залилась пронзительным, веселым смехом.
— Это забавно, очень забавно! Бобу страшно бы понравилось. Он тоже скромен. Мистер Эшбьюри говорил вам о Роберте?
— Вашем сыне?
— Да. Он чудесный мальчик. Я так горжусь им. Он начал делать карьеру с самой нижней ступеньки и благодаря усердию и упорному труду стал президентом корпорации!
— Я ничуть не преувеличиваю, — вмешался Бернард Картер, — когда утверждаю, что Боб — гений в бизнесе. Я никогда не видел человека, который так быстро, как он, схватывал бы суть проблемы.
— Он поступает всегда правильно, не так ли? — спокойно констатировал Генри Эшбьюри.
— Всегда правильно! — воскликнул Картер. — Мой Бог, он… — Картер осекся, бросив взгляд на миссис Эшбьюри, всплеснул пухлыми ручками, словно говоря:
«О, какой смысл продолжать?» — и медленно перевел дыхание.
— Рад это слышать, — по-прежнему равнодушно произнес Эшбьюри.
— Я считаю карьеру моего сына просто блестящей, и при этом, повторяю, он очень скромный. Почти никогда не говорит о своей работе. — Голос миссис Эшбьюри, глубокий, красивого низкого тембра, от возбуждения поднялся на октаву выше и сейчас стучал в барабанные перепонки, подобно граду по железной крыше. — Но Роберт чувствует, что Генри не интересуется его проблемами. Держу пари, Генри, ты даже не знаешь о их последних нововведениях или о том, что Боб…
— У меня достаточно своих дел, — пробурчал Генри.
— Но ты бы мог действовать заодно с Бобом. В конце концов, в качестве президента компании Боб имеет возможность узнавать о многом, происходящем в деловом мире. Некоторые из этих сведений были бы, несомненно, очень полезны и для тебя.
— Да, моя любовь. Но я слишком устаю и, когда добираюсь до дому, не хочу говорить о бизнесе.
Миссис Эшбьюри вздохнула:
— О, вы дельцы! Боб, в сущности, такой же. Из него клещами не вытянешь ни слова о делах.
— Где он сейчас? — поинтересовался я.
— Внизу, в бильярдной, с менеджером по сбыту Паркером Стоулдом.
Эшбьюри кивнул мне:
— Пойдемте, Лэм. Спустимся, и вы познакомитесь с Бобом и Стоулдом.
Прощаясь с миссис Эшбьюри, я произнес те банальности, которые говорятся в подобных случаях, а она, взяв мою руку, несколько задержала ее в своей. Когда я нагнал Генри Эшбьюри, он уже шествовал по длинному коридору. Мы спустились вниз по лестничным маршам, и вскоре я заметил комнату с длинным столом для пинг-понга. Напротив, вероятно, находилась бильярдная. Оттуда доносились стук шаров и голоса.
Эшбьюри открыл дверь. Человек в смокинге, собиравшийся стукнуть по шару, выпрямился и положил кий:
— Хэлло, губернатор!
Это и был Роберт Тиндл — парень со скошенным лбом, длинным прямым носом и глазами цвета дешевого мрамора — водянисто-серыми с грязноватой радужной оболочкой. Он вяло пожал мне руку. Его партнер выглядел немного старше Боба. У него были слишком близко поставленные глаза, но густые вьющиеся волосы и. хороший рот. Он явно воспринял наш визит как нежелательное вторжение и отозвался на представление невнятным «счастлив знак…ся», даже не протянув мне руки.
Утром дворецкий поднял меня в семь часов. Я побрился, оделся и спустился в спортзал — просторную пустую комнату в полуподвальном этаже, примыкавшую к бильярдной.
Спортзал казался заброшенным, словно им никогда не пользовались. Но тут было множество спортивного инвентаря: подвесные груши, штанги, булавы, гантели, тренажер, борцовские маты, в дальнем углу — боксерский ринг. На сетке висели боксерские перчатки. Подойдя ближе, я увидел на них пожелтевшие от времени ярлычки с ценой.
На мне были теннисные туфли, свободные спортивные штаны, майка. Появившийся вслед за мной Генри Эшбьюри был упакован в плотный купальный халат. Он сбросил его и остался в боксерском трико.
Выглядел он ужасно.
— Ну, — сказал Генри, указав на свое округлое брюшко, — вот чем вам нужно прежде всего заняться. — Он побрел к тренажеру и включился в работу, пыхтя и отдуваясь. Спустя минуту он отступил и кивнул мне: — Хотите размяться?
— Нет.
— Мне тоже не хочется, но я должен.
— Почему бы вам не постараться вообще сидеть прямо, добиваясь лучшей осанки?
— Я чувствую себя особенно уютно, свернувшись в кресле. Так мне удобнее.
Тогда продолжайте упражняться, — распорядился я.
Он метнул на меня быстрый взгляд, по-видимому, хотел что-то возразить, но сдержался, вернулся к тренажеру и еще немного поработал с ним. Затем взвесился на весах и подошел к матам.
— Вы думаете, что сумеете научить меня тем приемам, которые демонстрировал вчера джеп[1]? — спросил он.
Я посмотрел ему прямо в глаза:
— Нет.
Он рассмеялся и надел халат. После этого мы посидели, поговорили о политике, пока не пришло время принимать душ и одеваться к завтраку.
После завтрака Эшбьюри отправился к себе в контору. Позже, около одиннадцати, я встретился с Альтой, спускавшейся в столовую. Она, очевидно, уже слышала обо мне.
— Пойдемте, составьте мне компанию, пока я буду завтракать, — пригласила она. — Я хочу поговорить с вами.
Это был удобный случай познакомиться с ней поближе. Я помог ей усесться за стол и расположился напротив с чашкой кофе с сахаром и сливками, тогда как она пила черный кофе с тостами и курила сигарету.
— Итак? — спросила она.
Я вспомнил, как настойчиво Генри Эшбьюри советовал мне оставаться самим собой и не форсировать событий.
— Что — «итак»?
Она расхохоталась:
— Вы ведь тренер, инструктор по физкультуре — так, кажется?
— Да.
— Вы не очень-то похожи на боксера.
Я промолчал.
— Моя мачеха утверждает, что значение имеет не вес, но скорость нанесения удара. Она твердит, что вы неукротимы, стремительны, как удар молнии. Я должна как-нибудь посмотреть, как вы работаете.
— Я тренирую вашего отца. А он не увлекается боксом.
Она критически оглядела меня и заявила:
— Я понимаю, почему вы предпочитаете джиу-джитсу. Это, должно быть, интересно.
— Должно быть.
— Говорят, что вы великолепны, что вы перенимаете у японцев все лучшее и можете состязаться с любым противником…
— Это не совсем так.
— Но разве папа не видел сам, как вы перебросили через голову известного японского мастера по джиу-джитсу?
— Может быть, найдем другую тему для разговора?
— Например?
— Поговорим о вас.
Альта с сомнением покачала головой:
— Я совсем неинтересный объект для беседы, особенно по утрам. Впрочем… Вы любите ходить пешком?
— Нет.
— А я люблю. И сейчас собираюсь на долгую прогулку.