— Живой? — осведомился Иван Олейник.
— Живой…
— Тимофея благодари. Не он, так давно бы тебя закопали. Так что у тебя за дела с Марчей и Шмоном?
— Решили поиздеваться, — выдал я заранее подготовленный ответ. — Вы же знаете, какая у них натура паскудная?
Тимофей Волков смотрел на меня насмешливо и недоверчиво:
— Ладно, в бане ты шлепнулся случайно, и случайно едва не разбил себе башку… Не абы кто, а Марча и Шмон тобой заинтересовались. Кто за ними стоит, ты знаешь?
Я молчал, понуро глядя себе под ноги. На столе под шапкой прел, доходя до кондиции, чифирь в литровой жестяной банке.
— Знаешь или нет? — повысил голос Волков. В проницательности Тимофею было не отказать. Он копал в нужном направлении.
— Знаю. Дега и Захар.
— А за Дегой и Захаром?
— Алдан.
— Так расскажи нам с Иваном, чего же ты натворил, что тебя главные лагерные чины пришить желают?
— Не знаю, — плаксиво отозвался я. — Ей-богу, не знаю.
— А ты вспомни, — посоветовал Олейник.
— Да нечего мне вспоминать. Никому ничего я плохого не сделал.
— А я говорю, вспомни!
Перегнувшись через стол, он приподнял меня за шиворот и замахнулся своей огромной лапой. Я зажмурился. Олейник не на шутку разъярился. Ему надо было знать правду, потому что я работал в его бригаде, и все, что касалось меня, могло отразиться и на нем.
Олейник боялся получить из-за меня пику в бок именно сейчас, когда за ударный труд ему скостили четыре года, с ним вместе жила семья, и оставшиеся двенадцать лет срока уже не казались безысходно долгими.
Не меньше его имел право знать правду Тимофей Волков, который пошел на открытое столкновение с блатными из лагерной верхушки. Неизвестно, останется ли оно без последствий…
— Ладно, оставь его, Иван, — потянул он Олейника за руку. — Ему и без тебя досталось. Давай-ка посидим и покумекаем, что же происходит.
Олейник, встряхнув, отпустил меня, и я открыл глаза. Бригадир, багровый от злости, сворачивал самокрутку. Махорка сыпалась между пальцев.
— Ты гляди, что получается, Иван Григорьевич, — неторопливо говорил Волков. — Сначала повесился Лунек. Все знают, что у него гуляла жена и он когда-то уже пытался вешаться. Никого эта смерть не удивила. Оставим его в покое. Теперь насчет латыша!
Я тоже закурил из кожаного расшитого кисета Волкова, лежавшего на столе. В дверях показалась лысая голова деда Шишова.
— Дождь там, Иван Григория…
— Под навесом посиди. Не околеешь!
Деду до смерти хотелось узнать, о чем идет разговор. Готовилась очередная партия на отправку, и Шишов подозревал, что мы тайком делим места. Кроме того, деда беспокоили упорные слухи, что все оборудование нынешней осенью вывезти не успеют, и несколько десятков зеков оставят на «Медвежьем» до весны.
— Я супчику хотел поставить. Пшенки немного расстарался, масла растительного… И Тимофей Иваныч с нами, значит, перекусит.
В последние недели дед изо всех сил лебезил перед Олейником и даже перестал жрать в одиночку, делясь с нами продуктами, которые ухитрялся добывать на левых заработках.
— Иди, иди, потом поставишь, — нетерпеливо махнул рукой бригадир.
— Итак, Слайтис, — загнул второй палец Волков. — Кадр еще тот! Кроме своих земляков-прибалтов, никого за людей не считал. Мог напороться на пику из-за собственного гонора или, скажем, кому-то понадобилось место в хлеборезке. Согласен?
Тимофей обращался исключительно к Олейнику, пока ни о чем не спрашивая меня.
— Согласен, — кивнул Олейник.
— Идем дальше… Проходит две недели, внезапно умирает Мишка Тимченко. И здесь, казалось бы, ничего особенного. Сколько народу в прошлом году древесным спиртом отравились?
— В декабре сразу четверо и один ослеп.
— А в этом?
— Весной санитар Бычков умер, ну и Мишка с Сорокой.
Тимофей задумчиво пощелкал пальцами.
— Мрут люди от спирта… Но меня другое интересует. Почему умирают один за другим те, кто в апреле ездили снимать пробы на Илим. Лунев, Слайтис, Кутузов. И, наконец, наступает очередь Малька. Первая попытка оказалась неудачной — я помешал. Но они повторят снова, будьте уверены.
Я сглотнул слюну, чувствуя, как быстро колотится сердце. Страх опять сковывал меня.
— Так что там на Илиме случилось, Малек?
— Ничего не случилось…
— Врешь.
— Не вру.
— А почему ваша компания, которая на Илиме побывала, почти вся мертвая?
— Откуда я знаю, — продолжал тупо отнекиваться я.
— Мне сдается, все ты знаешь, но боишься рассказать. — И жестко добавил: — А чего тебе бояться? Тебя все равно пришьют. Не сегодня, так завтра. Если эти ребята дело начали, они его обязательно закончат.