Дизельный участок располагался метрах в ста от лагерного ограждения. Мимо шла накатанная дорога, ведущая из прииска и военного городка в лагерь. Участок был огорожен колючей проволокой. Но под три провисших витка можно было легко поднырнуть, а надпись на столбе, гласившая, что «посторонним вход строго воспрещен», никого не пугала.
Посторонние к нам ходить любили. У нас имелась просторная, всегда хорошо натопленная сторожка, а на другой половине ее — небольшая мастерская, где можно было произвести всякий мелкий, нужный в хозяйстве ремонт.
В дальнем углу пятачка располагался навес, под которым стояли бочки с соляркой и валялся разный ненужный хлам. Здесь, в теплое время года, в укромном закутке среди бочек было хорошо вздремнуть или перекинуться в картишки.
У оглушительно хлопающего дизеля нас встретил дед Шишов, четвертый член нашей бригады. Недавно ему стукнуло шестьдесят шесть лет, а в лагерях он сидел с сорокового года. Он умудрился не только пережить всех своих ровесников, но и сохранить здоровье и большую часть зубов.
— Все нормально? — отрывисто спросил Олейник.
— Нормально, Иван Григорьевич, — закивал и заулыбался Шишов.
Улыбка у него сладенькая, почти сахарная. Он ее не жалеет ни для кого, но мы с Мишкой деда не любим и в знак нашего неуважения никогда не обращаемся к нему по имени-отчеству — Петр Анисимович. «Эй, дед!» — и все.
Натура у деда Шишова паскудная. Может, только поэтому он пережил войну и своих ровесников. Он необыкновенно жаден, постоянно хитрит и к тому же не чист на руку.
— Масло на первом дизеле сменил? — спросил Олейник.
— Сменил. Конечно сменил!
Дед начал многословно рассказывать про смену масла, но бригадир его бесцеремонно прервал, догадываясь, что Шишов выполнил далеко не все, что ему было поручено.
— Солярку в баки залил?
— Залил.
Эти мелочи дед сделал, зато не снял головки цилиндров с третьего запасного двигателя, которые мы собирались сегодня переставлять на первый.
— Радикулит замучал, — пожаловался он.
Олейник выругался сквозь зубы и с минуту раздумывал, заставить ленивого деда работать или отпустить отдыхать. Шишов вздохнул и по-собачьи преданно уставился в глаза бригадиру. Неделю назад Шишов получил из дома посылку и поделился с Олейником табаком и салом. Сало бригадир отнес семье, а дедов табак курил до сих пор, так что момент для придуривания Шишов выбрал психологически верно.
— Ладно, иди, — буркнул Олейник, не глядя на хитрого старика.
Мы с Мишкой сплюнули и промолчали. Табаку и сала нам почти не досталось, хотя дед и был моим земляком. Оба жили до осуждения в Инзенском районе Ульяновской области, а села наши отстояли километров на двадцать пять друг от друга. Но из всех земляков дед Шишов признавал лишь одного писаря Рябуху, у которого хранил продукты и кое-какие личные вещи.
Мы сняли телогрейки, облачились в замасленные спецовки и взялись было за двигатель, но внезапно поступила новая команда. Пришел майор Макаров и приказал Олейнику срочно выделить Малькова, то бишь меня, и Тимченко в распоряжение горного мастера Лунева сроком на два дня. Есть срочная работа. А взамен нас путь подежурит Шишов.
2
Чертыхаясь, мы с Мишкой снова переоделись и пошли искать Лунева. Хорошего от этого вызова мы не ждали — где-то собрались затыкать прорыв и срочно сколачивают бригаду.
Лунев, горный инженер из расконвоированных, ждал возле конторы. Тщедушный, с белесыми усталыми глазами и плохо выбритым подбородком, он лишь числился старшим нашей временной бригады. Командовал нами Николай Захарчук по кличке Захар.
Коренастый, плотно сбитый, с тяжелой, выступающей вперед челюстью, Захар принадлежал к лагерной верхушке. Но в отличие от забубенных, на все плюющих воров вроде Деги и Шмона, он умел ладить с начальством и вышибать план. За это умение Захару уже сократили часть двадцатилетнего срока, но сидеть ему оставалось еще порядочно.
На складе к нам присоединился латыш Слайтис. Мы получили сухой паек на два дня и загрузили в «студебеккер» лопаты, кирки, промывочные лотки и несколько пар резиновых сапог. Здесь же выяснилась цель спешно готовящейся поездки.
Золотоносный участок таежной речки Нора был открыт в 1941 году. Тогда, после начала войны, в тайгу спешно забрасывали сотни поисковых партий для разведки залежей ценных металлов. В 1942 году здесь построили лагерь и организовали прииск, получивший название «Медвежий». Чего-чего, а медведей в этой глухомани хватало.