Он хочет ехать в Калифорнию.
И вот сейчас, когда цель близка как никогда, перед ним вырастают очевидно непреодолимые препятствия.
Люди форта единодушны во мнении. Путь по суше невозможен. Индейцы племени апачей полны кровожадной ярости. Совсем недавно они вырезали охотников на медведей, отважившихся проникнуть в верхние плато Каскадных гор. Есть только один путь в Калифорнию — морем. Но корабля нет, да и навигация затруднена из-за постоянной угрозы с побережий. Но ему подтверждают, что парусное судно может доплыть туда за три недели.
Дальше Сутер не хочет и слушать. Он готов пуститься в плавание. На реке стоит на двух якорях трехмачтовое судно. Это «Колумбия», она пойдет к Сандвичевым островам[7]. Как ни крути — ведут в Рим все пути, как сказал бы папаша Хабербосх. Сутер договаривается с хозяином, оплачивает свое путешествие, и 8 ноября, когда «Колумбия» снимается с якоря, он уже обустраивается в собственной каюте на палубе.
ГЛАВА IV
Сутер забивает гвоздь, чтобы подвесить сплетенный из лыка гамак. Когда он привстает на цыпочки и напрягает живот, штаны натягиваются, и от перевязи отскакивает пуговица. Это медная пуговица, она катится по дощатой палубе. Тотчас страшный желтый пес срывается с места и несет ее хозяину. Это Беппо, Беппино, по виду похожий на пуделя, пес Марии, той женщины, что умерла от истощения под секвойями Снэйк-Ривер в Айдахо. Мария была неаполитанкой. Этот цирковой пес-оборотень, умеющий красиво кружиться и курить трубку с матросами, — единственное, что заработал Сутер за четыре года в Америке.
Нынешнее долгое путешествие проходит без приключений.
Все паруса подняты, и курс взят на юго-юго — запад.
30 ноября около пяти часов ввечеру закат тревожный и тусклый, омраченный еще и нависающими крупными черными тучами; но наутро погода опять великолепна, и штормовой форстеньга-стаксель и фок подняты.
4 декабря, едва забрезжил рассвет, налетает бешеный ветер, на море поднимается буря. К восьми часам она превращается в настоящий шторм. Мощные волны все сильнее заливают плохо законопаченную палубу. Вода попадает в камбуз и портит все продовольствие — ящики с галетами, картошку, мешки с рисом, сахаром, ржаной мукой, треску и бекон, а это запас провизии на три месяца. Восемь членов экипажа бессменно на вахте весь день и наступившую за ним ночь. Днем заканчивают ремонтировать все, что удалось наскоро залатать в ночной темноте. Ущерба очень много. Швартовые тумбы, державшие бушприт, под корень сорвало с палубы. Опоры подтягивают, используя как подручное средство полиспаст, и вот бушприт укреплен намертво. Назавтра к одиннадцати часам ветер стихает и внезапно меняется на северо-восточный, вскоре принося сильнейший град с ливнем. Спускают паруса и меняют галс. Градины сыплются не переставая всю ночь напролет.
7 января без происшествий, только под вечер мимо проплыл кашалот. Вокруг корабля резвятся тунцы и дорады. Волны не то чтобы угрожающей высоты, но плыть в таком бурном море очень трудно, потому что они, прихлынув с разных сторон, постоянно разбиваются о борт. Вся команда вымокла.
11 февраля вокруг корабля появляется множество саргассовых водорослей.
27-го вошли в мертвый штиль; но «Колумбия» дает течь, и все бросаются к насосу. На палубу выбрасывается множество летучих рыб. Откачивать воду — очень тяжелая работа. Вода захлестывает корабль спереди, заливая печи и гася огонь. Сильное течение относит на восток.
5 марта корабль снова ложится в дрейф. Все высыпают на палубу. Солнце сияет. Пробоина наконец заделана. Матросы довольны, расставляют чаны для сбора воды, к вечеру ожидается дождь. Питьевой воды на борту не осталось, нечем запить стряпню.
Один матрос-краснобай рассказывает:
— Никогда и нигде я больше не видел, чтоб местный цветной народ одевался так диковинно, как на Паре. Тамошние негритянки и мулатки — это что-то вроде башен в несколько ярусов, они втыкают в кучерявую шерсть, которая растет у них на головах, черепаховые гребни, и цветы, и перья. Платья у всех спереди совсем открытые, а сзади с длинным хвостом, и всегда очень ярких расцветок. В тех краях вечный праздник. У них там…
Сутер лежит в гамаке. Его пес покуривает. У их ног сейчас играют в триктрак, все чаны на палубе пусты. Желторотый юнга восторженно раскачивает гамак.
В полночь благодатный дождь наконец разразился, и снова начинается полоса сладостных ветров. Еще немного — и корабль плывет между островами. Стоит пора полнолуния, и Сутер, раскачиваясь в гамаке, может созерцать пальмовые заросли и цветущие латании.
Сутер очарован путешествием.
В нем зреют великие планы. Конечно, он времени зря не потерял, он узнал столько всякого, что может ему пригодиться. Он разговорил и экипаж и хозяина. Теперь у него есть представление о нравах и обычаях этой загадочной страны, ведь эти суровые мореходы великое множество раз доставляли туда грузы из досок, кожи, талька. Но по духу оба берега Тихого океана, в сущности, представляют собою одно целое; они так же успешно торгуют с американскими индейцами, как и с аборигенами островов; столь же часто ведут дела с испанскими миссионерами из Монтеррея, как и с американскими миссионерами из Гонолулу. Перед Сутером постепенно открывается чудесное будущее этой обширной и еще не освоенной части земного шара. Разрастаясь, его планы и мысли обретают точность. Все гораздо крупнее, чем он воображал, и тем не менее это реально. Осуществимо. Тут найдется чем поживиться. Захват государственной власти. У него есть и желание, и силы отважиться на такое.
А пока что он скромненько сходит на берег в столице, Гонолулу, и появляется в фактории с рекомендательными письмами, которыми его снабдили чиновники из компании «Хадсон-Бэй» в форте Ванкувер.
Здесь его тоже принимают прекрасно.
Гонолулу — столица, полная жизни.
Население состоит в основном из мореходов — авантюристов, особенно много дезертиров с китобойных флотилий. Тут, разумеется, встречаются представители всех мировых рас, но больше всего басков и янки. Сутера с энтузиазмом принимает в свой круг любая среда, и ему посчастливилось встретить кое-кого из старых знакомцев еще по Нью-Йорку. Вместе с ними он теперь участвует в некоторых махинациях с грузом копры, перламутра и черепаховых панцирей, пришвартованным поблизости, и оказывается достаточно удачливым, чтобы быстро сколотить небольшое состояние.
Именно тогда ему приходит в голову использовать на своих будущих плантациях рабочую силу канаков. Чтобы разработать недра Калифорнии и распахать целину необъятных пространств американского Запада, понадобится много рук. Африка чересчур далеко, а путешествие по Атлантическому океану потребует соблюдения слишком многих формальностей. Там больше нет послабляющих привилегий. А как было бы забавно обмануть международную систему правил и обойти закон о взаимном визите кораблей, проплыв прямиком в неразведанные края. Островных туземцев можно вывезти силой. Тихий океан не обидится. Он делится этой мыслью с компаньонами, которым уже обмолвился о своих калифорнийских планах словечком-другим, намекнув на грандиозные возможности. В тот же вечер в таверне подписывают договор об учреждении Торговой Тихоокеанской компании Сутера, на гербе которой — черный епископский жезл, увенчанный семью красными наконечниками на белом фоне. От себя Сутер вносит 75 000 голландских флоринов. Первые отряды канаков должны прибыть не позднее чем через восемнадцать месяцев и сойти на берег в Калифорнийском заливе, о чем Сутер сообщает конфиденциально. В этих бумагах он именует свои будущие владения Новой Швейцарией.
Условия согласованы, и ром льется рекой.
Обделав дело, пора подумать об отъезде, а это нелегко осуществить.
Сутер спешит.
Не было ни одного стоявшего на рейде корабля, который направлялся бы в мексиканские порты или согласился довезти его до Сан-Диего. Нашелся только один русский, готовившийся к отплытию в Ситку, русское укрепление на американском побережье, в самых верховьях, на крайнем севере Тихого океана.