сердце, выжигая на нем черное клеймо, от которого останется шрам на всю
жизнь.
– Я люблю тебя.
Я думала, что любить его будет достаточно. Что мы найдем способ
быть вместе. Но я так сильно-сильно ошибалась. Блейк даже не хотел больше
пытаться. Если хотел когда-либо вообще.
– Не надо.
Его голос мягкий, но взгляд жесткий.
– Ты же чувствовал это.
Мы разделяли эмоции друг друга, когда наши души были соединены.
Был момент до того, как я убила его и разорвала связь, когда мы оба
испытывали чувство любви. Я не придумала это.
– Я чувствовал много всего. Но это не делает их настоящими.
Он шагнул ближе, обхватывая меня руками. Не было никакой
нежности в том, как он держал меня. Он еще крепче прижал меня.
– Как ты вытащил меня из огня? – снова спросила я.
– Вот так. – Он склонил голову и поцеловал меня. Жестко.
Мы больше не были связаны, но я все равно могла ощущать его гнев. В
том, как его губы с такой силой сдавливали мои, что меня покачнуло. Когда
мой рот приоткрылся под его натиском, язык Блейка проник внутрь и
клянусь, я почувствовала ярость, смешанную с острым желанием, то
постоянное чувство, которое он не мог отрицать.
Этого было не достаточно, но я все равно потянулась, целуя его в ответ
с той же свирепостью. Единственный огонь, который я ощущала, горел
теперь только для Блейка. Мои руки были в его волосах, привлекая его
ближе. Он застонал в мой рот. Я прикрыла глаза из-за ярко-серебристого
света, появившегося вокруг нас.
Поцелуй так же внезапно закончился, как и начался, оставляя мои губы
холодными и в синяках. Прежде чем я смогла привыкнуть к свету,
последовала другая вспышка. Я ощущала пустоту в том месте, где только что
стоял Блейк. Он исчез.
Черный дым валил из разбитого окна, создавая скрывающую меня
ширму. Он жег нос и горло. Я зажала рот свитером.
Я повернулась в сторону улицы и побежала.
– 8 –
Солнце пробивается сквозь тучи, посылая лучи через щели в жалюзи
главной столовой паба. Свет окрашивает утро в золотое сияние, слишком
яркое для моего мрачного настроения. Полкружки молока не помогают
смягчить слишком крепкий кофе, но я все равно наливаю. Я начинаю
понимать увлечение этой страны чаем. По крайней мере, кофе лучше, чем
жидкие яйца и кусок заостренного камня, который они пытаются выдать за
печенье.
Я спала мало, пытаясь полночи разобраться, как Остин смог вернуться
и чтобы это могло значить, а другую половину – планируя побег в частности
в никуда. Все дело в том, что меня не будет поблизости, когда приедет Блейк.
Тень падает на мой кофе. Остин стоит, возвышаясь надо мной и
выглядя куда лучше чем, когда я оставила его на пляже. Волосы зачесаны в
некое подобие стильной прически, несмотря на не послушны пряди,
спадающие на глаза. На нем черные джинсы и облегающий кремовый свитер,
который, по-видимому, рассчитан на демонстрацию идеальных пропорций
худощавых мышц груди и плеч. Он берет стул у соседнего столика и
придвигает его к моему, садясь широко расставив ноги и положив локти на
спинку.
Он глядит на чемодан, стоящий на полу возле меня.
– Ты не должна уезжать из-за меня.
Его акцент мягче, чем я помню, хотя по-прежнему больше английский,
чем ирландский.
– Я вполне уверена, что должна.
Его карий взгляд встречается с моим, крапинки золота отражают лучи
утреннего света.
– Почему ты приехала сюда? Ко мне домой?
Я смотрю на свой кофе. Я не должна Остину никаких объяснений.
– Вот оно что. Ты не собираешься со мной разговаривать? – Остин
наклоняется ближе и понижает голос. – Не знаю, чего я ожидал, но точно не
этого.
Бандия во мне мгновенно просыпается, сама огонь и месть.
– Я найду способ причинить тебе боль.
Я хочу большего, чем просто сделать ему больно. Хочу уничтожить
его. Идет целая борьба, чтобы не дать огню прорваться на поверхность и не
подпалить свой завтрак.
Он вздыхает.
– Думаешь, что не причинила?
– Не достаточно или бы ты все еще был заперт в потустороннем мире,
где тебе и место.
Он не отвечает, за исключением того, что жестом указывает на месиво
в моей тарелке.
– Будешь есть?
– Я потеряла аппетит, – я пододвигаю тарелку к нему.
Он стаскивает с соседнего места вилку и вонзает ее, уминая жижу из