Они знали, кем я была, и не хотели, чтобы я сражалась с Сына также,
как и я.
Но все же, тяжело быть вдали от людей, которые заботятся о тебе.
Людей, которых любишь.
Представляю нацепленную риэлторскую улыбку мамы, когда она
говорит.
– Дженна и Дарт взяли резервное первое место в своей подгруппе в
Гриффит-Парке на этой недели.
По крайней мере, ее способность менять предмет разговора на более
удобные темы не покинула ее.
– Здорово.
Хотелось бы мне быть там, чтобы увидеть это, но я ничего не говорю.
Я не могу вернуться обратно в Ранчо Доминго, так же как и в Кэт. Я могу
ехать только вперед. Но к чему?
Мое будущее окутано серым туманом. Нет ничего определенного. У
меня нет ничего, к чему стремиться. Ничего, что имело б значение.
Все, кого я люблю, остаются позади.
Такси въезжает на вокзал и паркуется возле обочины. Я крепче сжимаю
телефон.
– Мне нужно идти.
Я кладу трубку и сую горсть купюр водителю.
Каждый шаг, сделанный в сторону билетной кассы, ощущается тяжелее
предыдущего. Бешенный стук в груди становится все более выраженным,
древний ритм, взывающий к моей душе. Мне нужно сесть на тот поезд. А
затем на самолет. Куда? Покалывание в затылке, заставляет меня посмотреть
через плечо. Мужчина с темными, сальными волосами и обветренным лицом
подмигивает мне. Я быстро отвожу взгляд.
Внезапно я вижу свое будущее с предельной ясностью. Другой вокзал,
другой аэропорт. Постоянное оглядывание через плечо, пока я несусь в еще
один чужой город в еще одной чужой стране, прочь от всех кого знаю и
люблю. Всегда начинать все с начало, никогда не быть в безопасности.
Никогда и нигде не чувствовать себя как дома.
Для меня не существует такого понятия как «нормальный».
Если я хочу снова когда-нибудь вернуться домой, мне нужно остаться
и сражаться.
И возможно умереть.
Я сажусь на поезд. Поездка на поезде с многочисленными остановками
на пути занимает дольше времени, чем езда с Миком. Примерно после часа
езды из Дублина, напротив меня садится миниатюрная женщина. У нее
короткие волосы, подстрижены в стильную блонд-пикси прическу, с
«шипами» на макушке. На ней строгий черный костюм, но она не отрывается
от своего телефона, устраивая сумки на сиденье рядом с собой.
Взгляд женщины метнулся от экрана телефона к моему серебряному
браслету.
– Какая прелесть, – говорит она с сильным ирландским акцентом.
– Спасибо.
Я инстинктивно прикрываю подвески ладонью.
Она скрещивает ноги и улыбается, не открывая рта.
– Вы путешествуете в одиночку?
Я прокручиваю лекцию Мистера Коллинза, прочитанную в седьмом
классе об не разглашении слишком много личной информации незнакомцам.
В то время я об этом не думала, помимо облегчения, что он не завел с нами
разговора о сексе, но сейчас, это все сразу же припомнилось. Солги.
– Я встречаюсь с друзьями.
Мистер Коллинз гордился бы.
– Как мило, – вновь говорит она. – Не безопасно для такой девушки как
вы путешествовать в одиночку.
Мурашки пробегают по рукам. Я просто киваю. Возможно, она просто
пытается быть любезной. Она никак не может знать, что я могла бы
уничтожить весь этот поезд одним движением руки. Она пристально глядит
на серебряный кулон на моей шее. Я подавляю желание спрятать его и тоже.
Я гляжу в окно, сосредотачиваясь на счете овец на склоне горы.
– Должно быть, тяжело находиться так далеко от дома.
Моя кровь горит от непреодолимого желания воспламенять, тело
автоматически реагирует на поддельную сладость в голосе женщины.
Соберись. Я тянусь к воздуху, чтобы охладить кровь. И укрощаю жар,
представляющий угрозу. Не так чтобы я могла поджигать каждого, кто
доставляет мне дискомфорт. Я, может быть, и смертоносная, но способна
контролировать эту силу. Вынуждена.
Но я не смогла контролировать огонь на вечеринке у Мэллори.
Даже не смогла его почувствовать.
Это была не я. Я бы смогла ощутить его. Знаю.
Шерри Миликен – другая единственная бандия, которую я знаю. И
хотя я не исключаю того, что она могла бы попытаться разрушить вечеринку,
полную Сынов и их приспешников, Шерри бы наверняка убедилась, чтобы
все знали, что это была она. Кроме того, Сыны разыскивали Шерри. Она
единственная причина, по которой они впустили меня в свое лоно, прежде