Том попытался согнуть и разогнуть колени, прежде чем встать и вытереться. Он снова помассировал связки, матерясь в такт движениям. Наконец в полном отчаянии ударил кулаками под колени. Жаркая боль растеклась по суставам, но они наотрез отказались слушаться. Они просто издевались над ним – бесчувственные, неподвижные.
Вода в ванне остыла. Том приподнял негнущуюся ногу и потянулся большим пальцем к крану горячей воды. Ему удалось повернуть вентиль, но вода не пошла. Стало зябко. Колени уже привыкали к такой позе, словно он лежал в гробу.
– Не привыкайте, ленивые маленькие ублюдки, – проворчал Том. – А то я велю вас кремировать.
Чем дольше он тут торчал, тем хуже ему становилось. Всего одно сердцебиение назад, когда ему было двадцать два года, он стал чемпионом Австралии в велосипедной гонке преследования и вторым номером в спринте. А потом – так недавно, что в ушах до сих пор звенел гимн «Боже, храни королеву», – дважды выиграл серебро на чемпионатах Содружества. С тех пор он остро ощущал каждое мгновение времени, все четыре десятка лет, а теперь вдруг стал стариком и калекой. Оказывается, что веревке нет никакого дела до того, что ты замечаешь каждую маргаритку на пути к виселице.
Том попробовал подняться, крепко упершись руками в бортики ванны, чтобы сесть на край, перебросить через него ноги и более или менее сносно упасть на синий банный коврик. Потом можно было бы подтянуться, ухватившись за трубу, где сушатся полотенца. «Господи всевышний, – подумал Том, – а ведь это был бы теперь для меня лучший выход: вываливаться на пол в модерновой ванной комнате, в квартире с двумя спальнями, глазированными изразцами и „балконом Джульетты“ с видом на канал, в отреставрированном жилом квартале, в двенадцати тысячах миль от места, где я родился».
Холод сковал его, у него не было сил в руках, чтобы подняться из ванны. Довольно долго он думал, как быть, но ничего придумать не мог. Теперь проблема заключалась не в том, что десятая доля секунды отделяла его от пьедестала, а в том, что он не мог вылезти из ванны. Том сдерживал слезы отчаяния. Он не плакал с тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года и не собирался делать такой подарок двадцать первому веку.
Только становясь рыцарем-джедаем, Софи не чувствовала усталости. Она лежала на кровати ничком, на своей родной планете, в черных одеждах Скайуокера, держала наготове световой меч и просматривала видеозапись на айпаде. На экране она объясняла дроиду C-3PO строение Галактики.
– Так вот, – говорила она, – если ты видишь яркую точку в центре Вселенной, значит, ты находишься на планете, которая от этого центра дальше всего.
Софи шевелила губами, глядя на себя, произносящую эти слова на экране. За стеной ее комнаты слышался голос отца, распевающего в ванной. За окном смеялись и перекликались дети, гоняющие на великах. Прижав плотнее наушники, Софи приглушила посторонние шумы. Как они отвлекали – земные звуки, тут, на Татуине. Видимо, это нечто вроде пространственно-временного эффекта, вызванного притяжением двух солнц Татуина. Но ведь она джедай, она попытается убрать этот эффект. Время и пространство – как маленькие страховочные колесики велосипеда; ты очень ограничен в своих возможностях, пока не научишься обходиться без них.
Стены комнаты были увешаны постерами «Звездных войн». Под потолком висел абажур в виде недостроенной «Звезды смерти». На полу рядом с кроватью стояла главная драгоценность – потрясающая модель корабля Хана Соло «Тысячелетний сокол». Модель была длиной в два фута: ее можно открыть и заглянуть внутрь. А внутри – два субсветовых двигателя Джиродайн SRB42, генератор гипердрайва Isu-Sim SSP05 и генератор силового поля стазисного типа Novaldex. Софи немножко волновало то, что на корабле нет туалета. Квадролазеры AG-2G производства кореллианской инженерной компании были – и на носу, и на корме, целая хитрая сеть отсеков под полом для провоза контрабанды тоже была, а сходить пописать некуда. Даже когда для тебя ровным счетом ничего не значат время и пространство, полеты через Вселенную – путешествие долгое, можно и не утерпеть.