Кейт всхлипнула и вытерла слезы.
– Я не прошу тебя выбирать. Я прошу победить. Она как будто увидела его улыбку.
– Если я и выиграю, то только потому, что боюсь даже представить, что ты со мной сделаешь, если я проиграю.
– Как только выиграешь золото, возвращайся ко мне, домой, ладно? Обещай, что не останешься с нею.
– О господи, – взмолился Джек. – Об этом ты могла бы меня не просить.
– Знаю, – еле слышно вымолвила Кейт. – Прости. Толпа на трибунах в очередной раз взревела.
– Второй заезд начинается, – прокричал Джек, перекрывая шум. – Я тебе перезвоню, хорошо?
– Думаешь, она выиграет?
– Вне всяких сомнений. Первый заезд прокатила так, словно для нее это была воскресная прогулка.
– Джек?
– Что?
– Я люблю тебя. Больше, чем мороженое после тренировки.
– Я тебя тоже люблю, – сказал Джек. – Больше, чем все победы.
Кейт улыбнулась. Тут бы и нажать кнопку, но она сама все испортила.
– Позвони мне, когда закончатся соревнования, ладно? – сказала она.
И тут же выругала себя за навязчивость, за то, что потребовала еще одного звонка. Любовь не нуждается в подтверждении. Но, с другой стороны, любовь не должна быть пассивной, сидеть и пялиться на экран мертвого телевизора, отгоняя от себя соблазн лететь по сверкающей дороге прямиком к славе.
Что бы ни сказал ей теперь Джек, его слова потонули бы в реве толпы, выкрикивающей имя Зои.
Кейт разжала пальцы и уронила мобильник на диванные подушки. Не в том же дело, что она уже не верит, что когда-нибудь отправится на Олимпиаду. Если быть до конца честной с самой собой, она не знает, сумеет ли выиграть гонки на кухонных табуретах и диванах.
Остекленевшими глазами Кейт посмотрела в окно. Сквозь мерцающее марево на заднем дворе она увидела белку, нашедшую какое-то пропитание в пакетике от хлопьев.
«Неужели это и есть моя жизнь?» – подумала Кейт.
Она прижала пальцы к вискам – на этот раз не так сильно – и сосчитала пульс, глядя на секундную стрелку часов, висевших в гостиной. Она уже несколько месяцев не тренировалась, но даже сейчас, даже в состоянии стресса ее сердце выдавало меньше шестидесяти ударов в минуту. Секундная стрелка описала круг, а Кейт сосчитала лишь до пятидесяти двух. Только такие победы она и одерживала теперь – они заключались в осознании того, что она в лучшей форме, нежели само время.
Кейт оторвала взгляд от циферблата и увидела, что Софи старательно копирует мать: пытается прижать ручонки к вискам. Кейт засмеялась, и впервые ей в ответ рассмеялась Софи.
Радость захлестнула Кейт.
– О боже, детка, ты научилась смеяться! – Она взяла Софи на руки и прижала к себе. Софи улыбнулась – нерешительной, еще не настоящей улыбкой. Улыбка сползла к краешкам губ, но тут же засияла снова. – Ах ты, моя умница!
«Скорее бы рассказать Джеку», – подумала Кейт, и эта мысль оказалась такой естественной и простой, что она вдруг почувствовала: все будет хорошо. Какая разница – выиграет Зоя сегодня свое золото, а Джек завтра свое? Она стояла в неприбранной гостиной, прижимала к себе дочь, вдыхала ее теплый, чуть кисловатый запах и не могла поверить, что есть что-то важнее. Кому какое дело до того, что совсем недавно она могла разогнать велосипед на велодроме до сорока миль в час? Теперь это казалось абсурдным. Вот она, настоящая жизнь, в которой прогресс отмечался этими милыми ступенями материнства и рядом с которой так глупо выглядело то, что вообще кому-то зачем-то нужно мчаться на велосипеде по бесконечным овальным трекам, а кому-то – как ни странно – не терпится вручать золотые медали тем, кто сделает это быстрее.
«О господи, – подумала она. – Какой во всем этом смысл?»
Прошла минута. Сердце Кейт пробило сорок девять раз. Она устало улыбнулась.
– Ох, кого я обманываю? – произнесла она вслух. Софи взглянула на мать, и на лице ее возникло странное выражение – нечто среднее между улыбкой и жалостью.
Мятежница – маленькая девочка – оказала сопротивление, и потому ее заперли в темной камере с металлическими стенами, где пахло машинным маслом. Это уж было слишком! От радостного волнения девочка улыбалась и ерзала. Потом прижалась к отцу, и он обвил рукой тонкую шейку, придерживая дочку – именно так применяют силу отцы. Девочка вырывалась, и отец обнял ее покрепче. У родителей ничего не меняется, даже если ты мчишься по просторам Вселенной.
Охраняли эту парочку два имперских штурмовика. Они переглянулись, решили, что узники надежно заперты, и кивнули друг другу. Покинув тюремный блок «Звезды смерти», штурмовики тайком выскользнули через заднюю дверь и оказались под ярким апрельским солнцем на автостоянке.