Первым пришел в себя председатель суда. Он зазвонил в колокольчик и подал знак, по которому два милиционера подхватили госпожу Мавросин под руки и повели к выходу. Я встал и пошел за ними следом.
Нервный припадок длился долго.
Наконец из зала вышел адвокат. Я отозвал его в сторону и тихо спросил о приговоре.
— Пять лет. Смягчающими обстоятельствами послужило добровольное признание.
Как только адвокат произнес эти слова, нервный припадок у госпожи Мавросин внезапно прекратился. Она встала со скамьи, тупо огляделась и привела себя в порядок. Лицо ее было бледным, на лбу залегла глубокая складка, одна щека дергалась.
— Какой приговор? — спросила она гортанным голосом.
— Пять лет, — робко повторил адвокат.
— О, — простонала она. — Подобный идиот заслуживает пятидесяти!
Несколько месяцев я не имел о госпоже Мавросин никаких сведений. Затем, движимый профессиональным любопытством, зашел навестить ее, предварительно позвонив.
Разговор не клеился. Я касался самых общих тем, но она, казалось, была поглощена своим рукоделием. За эти несколько месяцев госпожа Мавросин постарела, морщины углубились, цвет лица приобрел какой- то нездоровый оттенок. Только волосы были недавно подкрашены и завиты — возможно, результат моего телефонного звонка.
Вежливо поинтересовавшись моими делами и планами, госпожа Мавросин пожаловалась на одиночество.
Я ответил ей как-то неопределенно и неожиданно спросил:
— У вас есть какие-нибудь сведения о муже? Он подал апелляцию?
— Апелляцию отклонили. Что касается мужа, то я не хочу его видеть и не хочу ничего знать о нем.
— Простите, возможно, я причиняю вам боль, но я часто думаю о том, что случилось с вашим мужем. Вы объяснили его откровенные признания на следствии недостатком ума. А что, если он сделал эти признания вполне сознательно, желая смягчить приговор?
— Не думаю, — спокойно ответила она после недолгого молчания. — Сомневаюсь. Он всегда отличался тупостью, и если преуспел, то только благодаря мне. Вы заставали меня обычно в маленькой комнатке, целиком поглощенной рукоделием. Представьте себе, что тогда я управляла всеми делами. Господи, как я могла терпеть этого болвана двадцать восемь лет! Если даже дело обстоит так, как думаете вы… Неужели ради того, чтобы сбавить себе несколько лет тюрьмы, он решился ограбить меня? Можно ли представить себе больший эгоизм? Я хотела развестись, но поняла, что это было бы для него слишком легким искуплением.
Заметив, что я смотрю на нее с некоторым смущением, госпожа Мавросин добавила с неумолимой ненавистью:
— Из-за его феноменальной глупости я осталась нищей. Буду ждать, пока пройдут эти пять лет, чтобы расквитаться с ним по заслугам. Я отравлю ему каждый день, я заставлю его проклинать судьбу и молить о смерти, как о спасении!
Журнал «Иностранная Литература» №5 С.11-17