Выбрать главу

— Вы поверите — даже теперь, когда я в России, не проходит эта тоска, которую я научился понимать. Я все еще в чужой стране, как в Австралии или Америке. Не осязаю родины. Собственно, иначе и не может быть. Я вернулся не в Россию. Здесь, на приисках, а может быть, и во всей стране — такие же американские люди, каких я ненавижу за делячество, кажущуюся культурность. Нет глубины, народной наследственной мудрости, гениальной проницательности. Нет русского человека. Да, я не нашел того, о чем мечтал долгие годы днями и ночами. Может быть, вам приходилось уезжать из родных мест? Представьте, вернувшись, вы не находите милых знакомых, любимых деревьев, тропинок. Я ведь эмигрировал… Родина для меня исчезла внезапно…

Инженер как будто забыл о хозяине, обращался только к Лидии, лишь на нее глядели его глаза. Он, оказывается, бежал из Крыма на английском пароходе, спасавшем врангелевские войска, и где только ни побывал, пока добрался до Америки. И как несколько минут назад всем существом Лидия впитывала музыку грустной песенки, так теперь пила мелодию голоса инженера. И своя неудовлетворенность поднималась в ней навстречу гостю. Она закрыла глаза, чтобы не видеть его лица.

— Пожалуйста, сыграйте еще раз мексиканскую песенку.

Но Тин-Рик отказался наотрез.

— Что хотите делайте со мной, не давайте чаю, но я не могу. Лучше сыграю трансваальскую плясовую. Мне довелось работать в дни скитания на золотых рудниках в этой маленькой горячей стране. Когда я выбирался после подземной тишины и глухоты на свет — плясал с веселыми девушками.

Он снова заиграл. Пальцы замелькали, точно обжигаясь о маленький инструмент. Лидия вызывающе глядела на музыканта и поводила плечами.

Молча пили чай. Не говорилось, не хотелось разрушать очарование необычной вечеринки. Когда гость поднялся, Лидия не удерживала его. Федор Иванович подал ему куртку, треушку и рукавицы. Проводил до двери. Вернувшись, снял парадный пиджак, уселся к столу и снова пил чай.

— Замечательный человек, — говорил он, вытирая лицо полотенцем. — Образованнейший человек. Он к тебе очень расположен, не надо было заводить споров с ним. Так и думал: вгорячах скажешь что-нибудь. Уводилась теперь, какие люди приехали в Россию уму-разуму нас учить? Немножко, кажется, поумнее наших дуботолов.

23

Управляющий зачастил в домик смотрителя. Забегал в полдень мимоходом, заходил вечерами. Развлекал своей музыкой, и казалось — просто хорошо знакомый человек заходит к таким же хорошим людям, скучающим на притихшем прииске, интересный, деликатный гость, об уходе которого сожалеешь…

Лидия привыкла к серой ушанке инженера, к улыбке, с которой он в виде предисловия говорил, стоя в дверях: «А вы надеялись — хоть сегодня, может быть, не придет», но тревога, возникшая в первый вечер, не проходила. При всем желании не могла отделаться от первого беспокоящего впечатления, быть может, совершенно ошибочного.

Но, что бы там ни было, он казался чрезвычайно милым. Меховая куртка очень шла к его мешковатой фигуре. Хотелось потрогать ее рукой или приложиться щекой. В конце концов, когда с таким нетерпением ждешь человека, когда его появление вызывает невольную краску в лице, все дурные мысли о нем исчезают. Однажды под видом шутки, хотя глаза выдавали более серьезное чувство, она не удержалась и погладила-таки его плечо. Он обнял ее, поняв невольный порыв как вызов. — даже раскаялся, что заставил женщину ждать так долго внимания мужчины. Она вырвалась и, вся пылающая, приглаживала волосы.

— Вам ничего еще не позволено, милостивый государь.

— Почему же, милая?

— Потому, что я жена мужа, а вы муж жены. Я — русская, вы — американец.

— Какая злющая женщина, уже оженила старого холостяка. Позвольте вам доложить — я больше русский, нежели эти новые американцы, для которых нет ни эллина, ни иудея.

— Может быть, но первое остается.

— Я не собираюсь отнимать вас у Федора Ивановича. Он такой прекрасный хозяин.

— Вся беда в том, — заявила Лидия. — Мне надоели временные квартиры.

— Знаете, я близок к тому, чтобы полюбить вас по-настоящему. И вы этого добьетесь.

— Положение не изменится.

— Как не изменится? Тогда отпадает временная квартира, так надоевшая вам. Ведь просто тоска берет видеть вас с этими смотрителями.

Лидия погрозила пальцем.

— Милостивый государь, забываетесь.

И так забавно нахмурила брови, что он схватил ее руку и нетерпеливо сжал в своих руках. Она настойчиво освободилась.