– Итак, послушаем ваши жалобы. Кто первый разобьет мое сердце?
Есть люди, наделенные талантом управлять другими людьми и добиваться от них максимальных результатов. Род был именно таким человеком. Причем высокий рост, повелительный голос и сердечный смех не являлись в этом случае главными. Требовались особый магнетизм, личное обаяние и непогрешимое чувство времени. Под его председательством совещание иногда перерастало в перебранку, но все замолкали и согласно кивали головами, когда начинал говорить Род.
Они знали, что он такой же жесткий, как и они, и уважали его за это. Они знали, что в его словах всегда есть смысл, и потому слушали. Знали, что он выполняет свои обещания, и потому не беспокоились. А еще они знали, что, приняв решение, он не отступит, и потому каждый знал свое место.
Каждый из этих руководителей выразил бы свое мнение скупо: «Айронсайдс – настоящий мужик». Такие слова были равнозначны благодарности президента.
– Отлично, – закончил совещание Род. – Добрых два часа вы только мололи языками. А теперь, если не возражаете, отрывайте задницы от стульев, спускайтесь вниз и начинайте выдавать породу.
15
Пока руководители планировали работу на неделю, их подчиненные уже работали глубоко под землей.
На восемьдесят седьмом уровне по тускло освещенному штреку шел похожий на огромного медведя Ковальский. Лампу на каске он выключил и двигался неожиданно бесшумно для человека таких габаритов. Впереди он услышал голоса, остановился и прислушался. Не было слышно скрежета лопат, никто не перекидывал породу, и неандертальские черты лица Ковальского перекосила гримаса ярости.
– Ублюдки, – едва слышно пробормотал он. – Думают, что я в забое. Думают, что могут сидеть на жирных задницах и не ворочать камни.
Он снова двинулся вперед – медведь на кошачьих лапах.
– Сейчас поймут, что ошибаются.
Он вышел из-за поворота штрека и включил лампу. Трое горняков были поставлены им здесь убирать щебень и камни с пола и грузить их в вагонетки. Двое сидели, прислонившись к вагонеткам, и курили, третий рассказывал им, как хорошо попил пива на прошлое Рождество. Лопаты и кувалды валялись у стены.
Все трое замерли, как только их коснулся луч лампы Ковальского.
– Так! – взревел Ковальский и, схватив могучей рукой одну из кувалд, одним движением сбил ее с рукоятки. В руках Ковальского оказалась четырехфутовая палка из отборного железного дерева. – Ты, босс-бой! – Он схватил за горло ближайшего банту. Одним рывком он бросил его на колени и потащил по штреку. Даже в ярости Ковальский позаботился о том, чтобы сделать все без свидетелей. Двое оставшихся горняков замерли в ужасе, они не могли пошевелиться, тем более помочь товарищу, крики которого доносились из темноты.
Первый удар гулко разнесся в замкнутом пространстве штрека, за ним последовал душераздирающий крик.
Следующий удар, следующий крик.
Удары следовали один за другим, крики превратились в стоны, слабые рыдания, потом стихли совсем.
Ковальский вернулся один, он сильно вспотел, а рукоятка кувалды в его руке блестела от свежей крови.
Он бросил ее к ногам горняков.
– Работать! – рявкнул он еще раз и ушел, огромный и похожий на медведя, по темному штреку.
16
На сотом уровне Джозеф М’Кати поливал водой и подметал пыль под гигантским конвейером. Джозеф занимался этим уже пять лет и чувствовал себя уверенно и счастливо.
Джозеф был шангааном, ему было около шестидесяти, первая седина уже тронула его виски. Морщины появились в уголках глаз и рта. Каска была сдвинута на затылок, комбинезон украшен ручной вышивкой и орнаментами в красно-синих тонах. Он шел чинно, но слегка подпрыгивая.
Длина конвейера составляла много сотен ярдов. На всех верхних уровнях добытая золотоносная порода в вагонетках доставлялась к рудоспускам – вертикальным шахтам, опускающимся до сотого уровня, – и попадала на ленту конвейера. Система стальных дверей регулировала поток породы, а ремень переносил ее и высыпал в гигантские емкости. Отсюда порода автоматически каждые четыре минуты поднималась на поверхность клетью емкостью в пятнадцать тонн.
Джозеф весело работал под бегущей лентой конвейера и считал свой труд очень важным. Золото ведет себя странно, оно всегда движется вниз, из-за высокой удельной массы находя себе путь вниз практически сквозь любой материал. Оно способно просочиться сквозь любую трещину или впадину в полу. Возможно, оно способно уйти и в землю, если его оставить лежать на ней достаточно долго.
Это странное поведение золота в значительной степени объясняло довольный вид Джозефа М’Кати. Он уже приблизился к концу конвейера, выпрямился, потирая поясницу, отложил в сторону швабру и быстро огляделся, чтобы убедиться, что, кроме него, в тоннеле никого нет. Он находился рядом с емкостью, в которую по конвейеру поступала порода. В этой емкости помещалось много тысяч тонн.
Убедившись, что рядом никого нет, Джозеф быстро опустился на четвереньки и полез под емкость, не обращая внимания на грохот падающих в нее камней. Скоро он подполз к отверстиям.
Несколько месяцев потребовалось Джозефу на то, чтобы спилить головки четырех заклепок на шве днища емкости. Но в результате трудов у него появился примитивный, но эффективный сепаратор тяжелых веществ.
Свободное золото в породе быстро перемещалось вниз сквозь камни, причем движение ускорялось постоянной вибрацией конвейера и емкости. Достигнув дна емкости, золото начинало искать путь, по которому могло продолжить путешествие вниз, и находило четыре отверстия от заклепок, под которыми Джозеф расстелил полиэтиленовую пленку.
Золотой песок образовал четыре конические кучки на листе полиэтилена и выглядел точно сажа.
Джозеф аккуратно пересыпал песок в свой кисет, снова расстелил пленку, положил кисет в карман и вылез из-под емкости. Насвистывая песню племени, Джозеф поднял швабру и снова занялся своим обычным трудом.
17
Джонни Деланж отмечал шпуры для закладки зарядов. Лежа на боку в низком забое секции 27, он на глаз определял угол и глубину закладки боковых зарядов для того, чтобы выровнять небольшую выпуклость в длинном забое.
В «Сондер дитч» производился только один взрыв. Один взрыв с центрального пульта ежедневно. Джонни платили за объем, за кубические футы породы, извлеченные из его забоя. Таким образом он должен был расположить заряды так, чтобы обеспечить максимальный выброс породы из забоя.
– Так и так. – Он точным движением кисти обозначил красной краской точку и угол закладки заряда, по которым оператор должен будет бурить шпур.
– Шайа, мадода! – Джонни похлопал по плечу лежащего рядом оператора. – Начинай, парень.
Главными для операторов были физическая сила и выносливость. По этим признакам их и отбирали. Этот был похож на греческую статую, выполненную из полированного черного дерева.
– Нкози! – улыбнулся в ответ оператор и вместе с помощником подтащил бурильный молоток к забою. Машина была похожа на гигантскую версию крупнокалиберного пулемета.
Когда банту открыл клапан, молоток оглушительно загрохотал в замкнутом низком пространстве забоя. Сжатый воздух, с ревом вырываясь из молотка, с болью бил по барабанным перепонкам. Джонни показал сжатый кулак, выражая свое одобрение, и с минуту они улыбались друг другу, ощущая, как общий труд сближает их. Потом Джонни пополз дальше отмечать следующие шпуры.
Джонни было двадцать семь лет, он был лучшим горняком на «Сондер дитч». Его группа, состоящая из сорока восьми человек, представляла собой крепко сбитую команду специалистов. Люди боролись за место в двадцать седьмой секции, так как там платили деньги. Джонни мог выбирать себе людей, поэтому, когда маркшейдеры каждый месяц спускались в шахту и производили необходимые измерения, он всегда оказывался далеко впереди других горняков.