– Нет, я помню Омск, помню здание их театра, где мы почему-то довольно долго жили… А потом поезда, не один поезд, а несколько. В одном, кажется, было много дерева, и были такие… купе, где удавалось уединиться при желании. А вот затем мы оказались в поезде, в котором впору перевозить разве что скот.
– Теплушки это называется, мадам, – вмешался Раздвигин, которые побаивался, что Борсина скажет что-нибудь неприятное для Табунова. Рыжова он почему-то не опасался.
– Да, кажется, так и называлось… – Борсина вдруг покраснела. – Труднее всего было… Соблюдать необходимую гигиену, но на это в том вагоне никто не обращал внимания, хотя… Это было ужасно. Но Вельмар был доволен, и я, следовательно, тоже. Я была тогда очень настроена на его чувства и состояния, это, кажется, меня и подвело.
– Как именно? – снова спросил Рыжов.
– Когда в каких-то розвальнях мы проехали уже много-много верст по холодной, заснеженной степи, Вельмар вдруг изменился. Стал таким жестоким, вызвал в себе такие чудовищные, прямо адские силы, что я не могла… Больше уже не могла за ним уследить. Он к чему-то готовился, к чему-то ужасному. – Она покусала губы, задумавшись.
– Это было до или после того, как есаул убил поручика? – спросил Раздвигин.
– Что вы, после того, как поручик исчез, прошло уже несколько дней. Я не сильна тогда была, чтобы следить за днями или даже неделями, но уверена – это было много позже… смерти поручика.
– Так вы не знаете, где проходил путь обоза, который перегонял Вельмар? – злясь на что-то непонятное, спросил Табунов.
– Нет, конечно. Я в этих степях вообще не могу определить направление.
– Зря только за ней гонялись, – сказал Табунов через тачанку, в которой сидела Борсина, словно той и вовсе рядом не было. – Она для нас бесполезна.
– А вы за мной и не гонялись, – сказала, вскинув голову, Борсина, бывшая медиумом какого-то придворного кружка мистиков. – Это я вас призвала, чтобы вы… Спасли меня. Одна я, сами понимаете, не могла бы уехать из стойбища.
– Призывали? – не понял Раздвигин.
Но Рыжов отчетливо вспомнил, как из ниоткуда, из пустоты слышал голос, который… Да, который его звал, манил, требовал сделать именно то, что он, в итоге, и сделал.
– Значит, Вельмар стал каким-то чудовищным, – усмехнулся Рыжов, – и вы от него ушли?
– Я поняла, что больше работать с мессиром, а тем более находиться под его волей, не могу. И убежала, хотя, – Борсина снова странно улыбнулась, – вынуждена признать, у меня это не слишком удачно получилось. Следовало найти кого-то из наших, русских казаков, и жить у них. Они бы помогли мне и до станции добраться, уехать куда-нибудь, когда бои затихли. А вместо этого, я тут застряла, и ничего у меня толком не получилось. – Она помолчала, снова оценивая Рыжова. – А потом я почувствовала, что несмотря на всю силу мессира, есаул задумал как-то на него напасть, и ему тоже пришлось от есаула спасаться. Впрочем, кажется, он сделал это более ловко, чем я.
– Погодите, мадам, вас же там, при обозе уже не было, когда это прозишло? – спросил Раздвигин. – Или я что-то путаю?
– Нет, не путаете, но я тогда еще была в очень хорошем состоянии. Понимаете, когда выходишь после длительного воздействия напитка Кассандры, сознание проясняется, и многое, в чем прежде путаешься, становится вдруг понятно. – Она усмехнулась, словно говорила не с инженером, а с малым, несмысленым ребенком. – Я почувствовала это еще и потому, что впервые тогда оказалась в юртах Кумульчи, меня вдохновляло ощущение безопасности и покоя. Тогда мне еще там нравилось, и очень нравилось, что я не замерзла а степи, в снегах, а добралась до людей, которым хоть и нет до меня дела, но которые могут мне помочь. Может быть, именно потому, что им не было до меня дела.
– Вы почувствовали… Хотя находились от отряда Каблукова на расстоянии десятков верст?
– Расстояния не важны при том состоянии, в каком я находилась. – Она помолчала и сказал совсем уж странную штуку: – Вельмар сделал что-то очень плохое, что-то такое, чего я от него не ожидала. Если бы я знала заранее, что он на это решится, я бы никогда… А Каблуков ждал, чтобы напасть на мессира, но тому удалось сбежать, как я уже сказала. Тогда Каблуков стал гоняться за мессиром, но ему было не по силам поймать такого сильного человека. Понимаете, мессир действительно очень мощный маг, и очень необычный человек, в нем почти невозможно разобрать.
– Магии не существует, – буркнул Табунов. – Это бабьи сказки, вымысел первобытных, неграмотных и угнетенных людей.
– Сильные маги обычно бывают чрезвычайно образованными и умными людьми, – уронила Борсина как бы между прочим. – Вас обманывают на счет этой самой необразованности и…
– Вы будете мне перечить? – Табунов взъярился по-настоящему.
– Спокойно, комиссар. Нам нужно дело делать, а не препираться, – вмешался Рыжов. – Товарищ Борсина, значит, вы это чувствовали. А направление отряда есаула Каблукова вы могли чувствовать? Если уж понимали, что в его отряде происходит, тогда…
– Разумеется, – пожала в своей высокомерной манере Борсина. – Это элементарно. Они – люди в высшей степени жестокие, но и сильные, поэтому оставляют на этих равнинах… – она снова осмотрелась вокруг, теперь в посадке ее головы, даже в ее глазах появилось что-то птичье, Рыжов никогда не видел, чтобы человек так сильно менялся, причем постоянно, словно вода, принимая форму той емкости, в которой она оказывалась. – Они оставили очень ощутимый след. Я найду примерный их путь без малейшего труда.