– Погружение! Срочное погружение!
– Но мне хотелось бы вернуться на «Витязь», – попытался протестовать президент. – Там мои люди, и кроме того…
– Только после того, как мы вместе пообедаем на «Нельсоне», – расплылся в улыбке адмирал. – А кроме того, у меня для вас есть сюрприз.
– Вы спасли меня, сэр, – что может быть лучше этого сюрприза?
– Есть кое-что получше, – туманно глянул адмирал и привычным движением подергал бороду. – Я отвезу вас к человеку, которому вы и правда обязаны своей жизнью. Это он сумел вас найти, он уговорил меня преследовать вашу эскадру. Он считает, что вы давние знакомые.
– Вот как? Насколько давние?
– Мистер президент, он считает, что вы знакомы примерно сто пятьдесят лет.
18
СИВЫЙ БЫК
На сей раз Надя проснулась не от запаха.
Секунду назад, еще не вынырнув из тяжелого забытья, она была уверена, что возле нее кто-то есть. Она так резко открыла глаза, что на мгновение потеряла ориентацию. Переход в вертикальное состояние оказался слишком внезапным. Вероятно, ей опять что-то снилось, снилось, что она стоит или бежит, но одним махом, как пробка из бутылки, вылетела в реальность, и вот – не может унять клокочущее дыхание…
Она ощутила столь резкую боль в промежности, что непроизвольно скорчилась на боку в позе эмбриона, поджав колени к подбородку, и не сразу поняла, что обеими руками держит себя за низ живота. Сердце стучало, как у воробушка, во рту стояло отвратительное винное послевкусие…
На часах половина шестого! Да что же это творится: выходит, что проспала всего три часа. Просто очередной кошмар, ничего больше! Надя напрягла память, пытаясь уловить в хаосе невнятных образов ускользающие обрывки сна. Нет, ничего не получается… Осталось лишь леденящее душу ощущение, что кто-то большой и горячий преследует ее, тянется сзади, нагоняет… Нельзя было столько пить; наверное, это кишечный спазм…
Покачиваясь, Надя добралась до ванной, прополоскала рот, затем долго разглядывала ногти, сидя на унитазе. Кишечник не давал о себе знать, но тупая боль внизу живота так окончательно и не утихла. Уже вставая, она заметила лиловое пятнышко на внутренней поверхности бедра. Голова гудела, а глаза, как всегда бывало со сна, слушались неважно. Надя развернулась к свету, задрала ногу на край ванны, послюнявила палец и попыталась стереть это пятно. В последний момент, уже падая, успела ухватиться за вешалку с полотенцами…
Дрожа всем телом, Надя вернулась в комнату, включила верхний свет и уселась на пуфик напротив зеркала. Обманывать себя дальше не имело смысла. В комнате опять пахло, хоть и не так сильно, как вчера. Странно, что сейчас запах почти не взволновал ее. Возможно, притерпелась или…
Ну, скажи же себе честно! Признайся, что сегодня пахнет вкуснее!
Чуть-чуть напоминает душок от сырой рыбы. Нет, не только рыба; немного похоже пахло от Лапочки, президентского белого тигра, если зарыться носом в его шерсть. И еще кое-что, почти неощутимое…
Надя поставила на пол настольную лампу, повернула плафон в свою сторону и широко расставила ноги. Даже такое простое движение принесло новую вспышку боли…
Она не ошиблась. На бедрах, у самой промежности, отпечаталось несколько синяков. Точно кто-то схватил ее нетерпеливой лапищей за…
Но никто ведь ее не хватал.
Никто ведь не хватал?..
В мерное тиканье будильника вкрался посторонний шум. Надя стремительно обернулась. Непроизвольно сжав коленки, она шуровала рукой в складках скатавшейся простыни. Да где же этот чертов халат?!
Где-то в большой гостиной скрипнула дверца одного из шкафов.
Надя вдруг почувствовала себя абсолютно беззащитной. Во дворце такая хорошая звукоизоляция, что никто не услышит криков и никто не придет на помощь. Не сводя взгляда с распахнутой двери в прихожую, она замоталась в махрового друга, но одежда не принесла уверенности.
В прихожей никого нет и быть не может!
Она не помнила, когда успела избавиться от халата, хотя засыпала в нем, она была в этом совершенно уверена. Она тогда так и не нашла в себе сил раздеться. Свалилась спать в халатике, а проснулась голая.
Снова скрип.
Надя ван Гог ощутила, как предательская слабость охватывает колени. От халата пахнуло целым букетом тяжелых, смутно узнаваемых запахов. Конский пот, дым костра, горящая смолистая хвоя…
Из гостиной опять донесся негромкий стон дерева.
Половица. Так скрипят половицы возле окна, в месте, где когда-то прорвало батарею и паркет вздыбился. Стараясь не принюхиваться, Надя бочком пошла к двери.
Сейчас она перешагнет порог, нажмет в прихожей выключатель – и убедится, что в гостиной никого нет! Слава Богу, Артур не допускал, чтобы Эрмитаж оставался без электричества.
Яркий свет от люстры освещал лишь маленький кусочек коридора, а прихожая и двери в детские, в библиотеку и гостиную скрывались в густой тени. Надя постояла несколько секунд на пороге – и вдруг обнаружила, что старательно сдерживает дыхание. Чтобы включить свет в прихожей, предстояло пройти всего четыре шага и нажать клавишу возле вешалки. Всего четыре шага, сделать которые оказалось очень непросто.
Позвать охрану? Опозориться перед всеми?
У нее внезапно очень сильно зачесалась спина. Не сводя глаз с коридора, она вывернула руку в локте, стараясь дотянуться до лопатки, а когда вернула ее назад, то непроизвольно поднесла к носу. Там, на спине, халат был капельку влажным, и от пальцев теперь шел слабый запах мускуса и еще чего-то приторно-солоноватого. Тревожный, будоражащий и неуловимо знакомый аромат…
Она собралась с духом и шагнула во мрак. К черту, это ее дом, и никакая галлюцинация не посмеет тут командовать!
Вспыхнул светильник, и в ответ ему привычно засиял цветными бликами витраж на двустворчатой двери в гостиную. Дверь совсем недавно перенесли сюда из левого крыла. В холле все оставалось на своих местах. Отсвечивала бликами великолепная бронзовая ваза-фонтан, улыбались по углам купидоны. Никто не украл шубы с вешалки, не тронули ее чемоданы, набитые подарками для больниц, ее ключи и обувь. Лишь три тихих стука сплетались между собой, разбавляя тишину спящего дворца. Тикали ходики на кухне, им вторил будильник, и чуть реже звучно шлепались капли в раковину.
Надя медленно потянулась к ручке двери, ведущей в парадную гостиную. В последний миг пальцы повисли в воздухе, не достав до бронзовой еловой шишки какой-то сантиметр.
Дверь была приоткрыта.
Совсем чуточку: образовалась крохотная щелка, и виднелась освободившаяся собачка замка. Надя совершенно точно помнила, что вчера, перед отъездом в Дом инвалидов, она тщательно все закрыла. Эта глупая, в общем-то, привычка появилась давно, еще когда у нее не было достаточно охраны. Но не было и террористов.
Капель в гостевой ванной внезапно прервалась, будто кто-то закрутил кран.
Она распахнула дверь и хлопнула ладонью по выключателю. Наверное, хлопнула слишком сильно, потому что свет вспыхнул на мгновение, пропал и зажегся лишь со второго раза. Одна из ламп в трехрожковой люстре зашипела и погасла. В момент первой вспышки вся обстановка комнаты отразилась на сетчатке, и Надины глаза дернулись влево, в сторону серванта, потому что там…
Там ничего не было.
Круглый стол под льняной скатертью, коллекция гжели на комоде, в серванте вместо хрусталя – выставка китайских чайничков, лампа под шелковым абажуром, правая стена – картина кого-то из фламандцев, их любил президент. На остальных стенах – десятки гравюр, репродукций и всяких подаренных ей штуковин, годных к тому, чтобы висеть на стене.
В долю секунды, когда свет вспыхнул первый раз, ей почудилась тень возле серванта. Надя обошла гостиную по кругу, чувствуя, как понемногу успокаивается сердце и перестает стучать в ушах. Одна из половиц возле новенькой батареи, замененной после зимней протечки, издала привычный скрип.
…Запах сырых, плохо выделанных кож, весенней, оттаявшей земли, запах крови…