— Обсуждаем, — поправил его Михайлов.
— Интересно знать, — он вытянул шею.
— Мне тоже интересно знать, — продолжал Андрей Алексеевич, — что вы думаете, если я предложу вам в дальнейшем работать совместно с Травиным?
Антон Карлович посмотрел на Алексея:
— Как вы оцениваете такое предложение многоуважаемого архитектора?
— Положительно, — ответил Травин.
— Я согласен, — кивнул Виги.
— Вот и замечательно, — хлопнул в ладоши Михайлов. — Пока не раздумали, идем ко мне и составим новый контракт.
Женщину с черной тюлевой вуалью Травин впервые увидел, когда начинал расписывать купол Большой ротонды. Облаченная в строгое серое платье, шитое у модного закройщика, она долго стояла, подняв вверх голову, придерживая одной рукой маленькую черную шляпку. Тогда он принял ее за одну из обитательниц дворца и не придал значения.
Женщина появилась во второй раз, в третий. При каждом посещении она меняла наряды. Неизменной оставалась тюлевая вуаль, и у Травина невольно возникал вопрос: кто прячется за вуалью? Женщина словно заигрывала с Алексеем: едва он намеревался опуститься к ней — сразу ретировалась.
Работы в Большой ротонде оставалось всего на несколько дней. Травин с Антоном Карловичем Виги уже намеревались перейти в другой зал, где им предстояло выполнить плафон «Триумф Геракла». Алексей, привыкший видеть незнакомку, нет-нет да и поглядывал по сторонам и уже нервничал, не замечая загадочной фигурки.
Незнакомка появилась неожиданно. Травин спустился вниз и собирался наполнить палитру. Расстояние до женщины было не более пяти шагов. Он успел разглядеть на ней узкую юбку и платье с пышными короткими рукавами, и самое главное — металлический вензель на голубом банте на левом плече.
Женщина резко развернулась и направилась к выходу. Алексей робко пошел вслед за нею. Расстояние между ними стало увеличиваться. Тогда он заторопился. Когда же молодой человек оказался на улице, он понял, спешить надо было раньше — от входа во дворец отъехала карета.
— Вы куда собрались, Травин? — услышал он голос Михайлова и, зябко передернув плечами от набежавшего холодного ветра, обернулся.
Архитектор стоял у входа во дворец в неизменном черном сюртуке, накинутом на плечи, и с интересом смотрел на него. У Алексея мысль мелькнула: о появлении незнакомки во дворце Михайлову известно. И вообще все ее посещения — какая-то игра, навязанная ему Андреем Алексеевичем.
— Вы не скажете, что может означать синий бант с вензелем на левом плече женщины? — спросил Травин, приближаясь к архитектору.
— Знак фрейлинский, — сказал, недоуменно глядя на молодого художника Михайлов. — А в чем дело?
— Женщина здесь была с таким бантом и вензелем, — признался Алексей, все еще продолжая подозревать архитектора в продолжении игры.
Михайлов подошел к Травину, приобнял его за плечи. По обыкновению строгий, порой суровый, резкий, Андрей Алексеевич имел доброе сердце. Он мог накричать на Алексея, что тот без надобности покинул рабочее место. Однако, легко подтолкнув в спину, шутливо сказал:
— Гордитесь, любезный, вами заинтересовался императорский двор. Спешите работать, дабы интерес к вам не ослабевал.
Алексей не стал перечить, ушел. Но мысль о фрейлине, которая посещала дворец Юсуповых и уже второй год следила за его работами, не давала ему покоя весь оставшийся день.
Едва он получил подтверждение своим мыслям от Михайлова — женщина, уехавшая на карете, принадлежала к императорскому двору — Травин стал думать, что ее появление во дворце Юсуповых является неким продолжением счастливых обстоятельств, приключившихся с ним более десяти лет назад. Тогда ему, никому не известному комнатному художнику, неожиданно поступило предложение встретиться с обер-гофмаршалом Кириллом Александровичем Нарышкиным.
Встреча с царским вельможей имела счастливое продолжение. Он сообщил: молодым художником интересуются великий князь Николай Павлович и его жена.
Чего только не передумал Алексей в дни ожиданий, перед тем как пойти в Зимний дворец. Скромно полагал: возможно, каким-то образом о нем известил двор друг Ободовский, лет пять назад выехавший на жительство в Санкт-Петербург и занимавший некое место в светском обществе столицы.
Приходила и совсем уж сказочная мысль: нашлись родственники, которые оказались потомками Ивана Ивановича Салтык-Травина, который был первым воеводой «судовой рати» в походе на Вятку в 1489 году. Вспомнился отец, мечтавший разыскать родню, и Алексей шептал благодарственные слова в адрес усопшего родителя.