Ближняя к нам сопка похожа на каравай ржаного, хлеба, густо присыпанного солью. Соль — это кварц, спутник золота.
Неожиданно машина резко затормозила, остановилась, и в ту же секунду шофер выскочил из кабины с криком:
— Рыба! Рыба!
Он побежал вдоль Караля, и мы увидели: по неглубокому руслу плывет крупная рыба. Шофер начал швырять в нее камнями.
— Соли не нужно? — раздались насмешливые голоса с кузова.
Однако смех оказался преждевременным: шофер попал-таки и на перекате схватил большого хариуса.
Вот и край тайги — сзади осталась последняя одинокая лиственница. Впереди — сопки, покрытые разнотравьем да еще кустиками карликовых берез на склонах и редкими пятнами вечнозеленого стланика. Кузов начинает так сильно встряхивать, что мы ударяемся друг о друга, о бревна, о мешки.
— Ну, теперь держись: по вскрыше поехали, — раздался чей-то голос.
Значит, мы уже достигли места, где залегают золотоносные пески. Сейчас их готовят к промывочному сезону будущего лета, снимают верхний, незолотоносный слой земли.
Пески, по которым бросает сейчас нашу машину, — это перемешанная с землей галька, всевозможных размеров валуны. Мы и скачем по камням. В стороне от нас урчит бульдозер — он уперся лбом, как бык, в огромный валун и еле-еле подталкивает его.
Мешки с хлебом, перекатываясь, развязались, и буханки вместе с чурбаками бьют наши бока. Движемся вперед буквально по метру, то и дело останавливаемся перед грядами гальки, остающейся после прохода бульдозера. Теперь мне становится понятной поспешность, с которой завладел лошадью приисковик в Билибине.
На одном из полигонов торчат свежие ветки. Их воткнули промывальщики. Они сделали контрольную промывку, определили горизонт золотоносного слоя. Веточки — условный знак для бульдозериста. Здесь все готово, ничего не счищай.
Лишь к концу третьего часа мы добрались наконец до полигона, где уже брали промышленное золото.
ЗОЛОТАЯ ДОЛИНА
Каково же было мое удивление, когда на полигоне я увидел… Абаева.
— Как же вы добрались сюда, Салат Михайлович? На ковре-самолете?
— Почти, — ответил Абаев. — На вертолете. Вышел я из здания экспедиции, вижу — вертолет стоит. Там ведь взлетная полоса рядом, прямо под окнами. «Куда собрался?» — спрашиваю летчика. «На прииск Безымянный». Екнуло мое сердце. Полечу!
— Почему «екнуло»?
— Так ведь это же самый первый наш прииск, здесь мы нашли первое золото. Первое! Теперь в этих местах открыты и другие месторождения, но первое — самое памятное, самое дорогое сердцу. Это, знаете, как у многодетной матери: все ребята любимые, но первенец — всех родней! Вот почему екнуло здесь, — Салат Михайлович приложил руку к сердцу. — И так потянуло сюда!..
Абаев тронул меня за плечо:
— Посмотрите: вот наш первенец, вот наша Золотая долина! Видите — там промывочные приборы. Там течет золотая река, разбуженная нами.
В эту минуту лицо Салата Михайловича было вдохновенным, оно светилось радостью и гордостью. Долина походила на глубокую зеленую чашу с помятыми краями — их образовывали сопки. На дне чащи, справа — несколько палаток и электростанция. Слева — сам полигон, по которому, будто жуки, ползают несколько бульдозеров, подгребая пески в бункер, от которого тянется вверх к промывочному прибору транспортер. Сердце этого прибора — огромный вращающийся барабан с решетчатыми стенками. Сюда вместе с потоками воды устремляются пески, перемываются, попадают из барабана на железные шлюзы, в которых на дне лежат специальные жалюзи — тяжелое золото оседает меж ними, а все остальное уносится прочь.
Я долго стоял возле шлюзов: сквозь поток было видно, как гуще и гуще становилась желтая масса, напоминающая пшенную кашу.
— На дне — чистое золото? — спрашиваю горного мастера.
— Нет, конечно. Там еще имеются кое-какие отходы, мы их зовем гали. Или по-другому — эфеля. При съеме золота они удаляются окончательно пробуторкой. Да вы сами это увидите.
К концу смены начался съем золота. Воду выключили. Прежде всего выбрали руками самородки. Потом снова пошла вода, двое рабочих в резиновых сапогах самым прозаическим образом стали в золотую «пшенную кашу» и специальными деревянными лопатками перемешивали — пробуторивали — осевшую массу, помогая воде уносить последние гали. Золото заметно очистилось от примесей. Верхний слой состоял из зерен, очень похожих на тыквенные семечки. «Семечки» собирались совочком и ссыпались в белые жестяные банки.