Поднявшись по ступенькам замка, стали пробовать все окна подряд — не окажется ли хоть одно из них незапертым.
Повезло Глебу. Он легонько надавил на раму, и она подалась внутрь.
— Есть, залезаем! — коротко скомандовал он…
В большой гостиной было светло и тепло. Зачехленная мебель создавала атмосферу легкой таинственности и грусти, вообще свойственной домам в отсутствие хозяев.
«Клюковка» и удобные диваны немного разморили, всем захотелось спать. Альбинка, как бы невзначай, положила голову на плечо Игоря, он не отстранился.
— Ой, какой сегодня день замечательный. Не идти бы завтра в школу — вообще счастливой была бы. Но мне и так хорошо! — Она закрыла глаза, взяла Игоря за руку и потерлась щекой о его свитер.
— Альбин! Домой пора. Родители волнуются. Они, наверное, ждут нас к обеду.
— Мальчик проголодался, — засюсюкала она. — Мальчик хочет супчику.
— Хочу, — не стал возражать Игорь.
Всем стало смешно. Альбинка из кожи вон лезет, ластится к нему, как кошка, а он о супчике думает.
— Ладно, давай я тебе крышу свинцовую покажу — и обедать.
Сашка тоже встала с дивана. Ей хотелось пройтись по дому.
— Пойдем в холл, я медведя поглажу, — обратилась она к Глебу. Чучело огромного, высоченного медведя, как всегда, привело Сашку в восторг. Он стоял в углу на задних лапах, прижавшись попкой к стене. Пасть разинута, передние лапы вытянуты. — Бедненький! Попка-то, наверное, замерзла? — Она похлопала ладошкой мохнатое бедро.
— А знаешь, зачем в домах такие чучела держали, если жилплощадь позволяла? — спросил Глеб.
— Зачем?
— Ему в лапы вставляли поднос, и гости оставляли на нем свои визитки!
— Медведей жалко. Могли бы горничным отдавать.
— Может, не у всех горничные были?
— У кого медведи были, то уж и горничные точно.
— А если б тебе предложили выбрать — кого, дескать, Сашка, хочешь в дом? Горничную или медведя? Кого бы выбрала?
— Медведя все же. А ты?
— А я бы горничную.
— Чтоб визитки принимала?
— В том числе, — усмехнулся Глеб. — Положи-ка руку в его пасть, а я тебя спрошу кое-что. Соврешь — медведь сразу руку оттяпает.
Глеб стоял рядом с Сашкой, касаясь ее плечом, и у нее бешено колотилось сердце. Медленно, почти дрожа от охватившего озноба, она просунула руку в медвежью пасть и закрыла глаза.
— Ты когда-нибудь целовалась? — шепотом спросил он.
— Нет, — еле слышно ответила она и почувствовала его горячее дыхание, а потом сухой неловкий поцелуй.
— Убирай скорей руку, а то откусит. Ты ведь теперь целовалась.
Сашка открыла глаза и пошатнулась. У нее кружилась голова.
На лестнице послышались шаги. К ним спускались Альбинка с Игорем.
— Где твоя художественная школа находится? — быстро спросил Глеб, почти касаясь губами Сашкиного уха.
— В Лаврушинском, — счастливо улыбнулась она.
3
Был конец апреля. Снег еще лежал на крышах, но с каждым днем заледеневшие островки становились все меньше и меньше, исходя обильной незимней влагой.
Проснувшись на рассвете, Сергей Матвеевич вслушивался в звуки раннего весеннего утра. По подоконнику дробно барабанила капель. Глухо и ломко сосулька оторвалась от ледяного корневища у водосточной трубы и тяжело шмякнулась об асфальт.
Надя спала на боку, повернувшись к нему лицом. Господи! До чего родная! Он протянул руку и легко, чтоб не разбудить, дотронулся до ее щеки.
Женаты почти четверть века, а у него, как в молодости, замирает сердце от счастья, что она рядом. Облокотившись локтем на подушку, он любовался женой. Тонкое лицо, высокие скулы, разметавшиеся светлые волосы. Мягкий полумрак скрывает сеточку морщин в уголках глаз — многолетнее и напрасное противоборство слепящему солнцу полевых сезонов.
Сложив вместе ладошки, она уютно подсунула их под голову. От нежности к ней в груди словно распустился цветок. Он ласково поцеловал маленькое ушко и золотой завиток на шее.
— Спи, Сереж, — сонно пробормотала Надя и погладила его плечо.
Они встретились в экспедиции на раскопках античного города Ольвии, когда были еще студентами. Первая серьезная экспедиция, интереснейший материал, замечательная атмосфера, сложившаяся в то лето в лагере, влюбленность в Надю. Перед глазами возникли картинки — такие яркие, словно приплыли из вчера, а не из далекой юности…
Через неделю жизни в лагере у него закончился запас сладостей, без которых он жить не мог. До сих пор он считается в семье самым большим сластеной. Последнюю конфетку, последний кусок торта в доме оставляют не Сашке, а ему, отцу. Но тогда в сельском магазинчике, кроме «подушечек», ничего не было, и за чем-нибудь повкуснее он решил поехать в областной центр. От лагеря до Николаева — порта на Бугском лимане Черного моря — добираться долго, сложно, а одному и скучно.