Тоненькая длинноногая девушка с красивыми развернутыми плечами приехала накануне и ужасно ему понравилась. Чтобы привлечь ее внимание, нужно сделать что-то необычное, сказать нечто оригинальное…
Так пошло он никогда себя не вел — ни до встречи с ней, ни после.
— С вашими плечиками, мадемуазель, не в земле копаться, а в «Метрополе» севрюгу есть! — явно подражая кому-то, развязно произнес он.
Нахмурив брови, она стояла у своей палатки, не находя слов для нахального студентика. Понимая, что скомпрометировал себя, не успев даже познакомиться, он уже не мог остановиться.
— Поехали со мной в областной центр! — призывно продолжал он таким противным голосом, словно приглашал девушку в номера. — Там, говорят, кисель в брикетах продают. Вкуснотища! Я угощаю!
— Ну и наглец! Тоже мне! Археолог! Сюда люди работать приезжают, а не кисели хлебать!
— А я и не предлагаю хлебать. — Смелости в голосе как не бывало. — Его так, сухим грызть вкуснее. — Он вконец растерялся и ощутил себя мучительно и глупо.
Надя смерила его насмешливым взглядом:
— Отправляйтесь за своим киселем, мальчик. Да не облопайтесь! У детей от сладкого живот болит!..
Как в воду глядела! В Николаеве, куда он, словно в лихорадке, добрался часа через два с половиной, ему достался не только сухой кисель — любимое с детства лакомство, но и какао с сахаром. Какао тоже выпускалось в брикетах, и его тоже вкусно было грызть. Перекинув сетку с полуфабрикатами через плечо, он отправился в обратный путь. Пересаживаясь с автобуса на автобус, находил укромное местечко где-нибудь в хвосте, клал сетку на колени, доставал брикетик, надрывал бумажную обертку и вгрызался в сахарную твердь.
За окном мелькали дома, хатки, водная гладь лимана, белые пароходики, деревья, огороды, фруктовые сады, но сознание не зафиксировало ни одной картинки. Отчаянная злость на себя, обида на нее не только не оставляли его, но с каждой минутой становились сильнее.
Чем яростнее терзали охватившие чувства, тем неистовее он молол свои брикеты. В дороге съел четыре какао и три киселя — два вишневых и один клюквенный. Уже в палатке перед сном, тревожно вздыхая и ворочаясь с боку на бок, он загрузил измученный желудок еще одним киселем. Из черной смородины.
Посреди ночи ему стало очень плохо. Пищеварительный тракт, желая освободиться от разбухающего концентрата, изо всех сил выталкивал его из организма. Рвота и понос измучили настолько, что к утру он не в силах был сказать «мама».
Его не бросили в беде одного. Кто-то отпаивал чаем, кто-то принес активированный уголь и валидол. Ледяные руки и ноги обогревали бутылками с горячей водой. Чтобы унять озноб и согреть, сверху на него накидали одеял.
До ужина он спал, а потом в палатку пришла Надя. Она гладила его руки, ставшие прозрачными за одну ночь. Держала свою теплую ладошку на побелевшем холодном лбу. Называла «дурачком».
Сергей сразу понял, что полюбил. Сильно, отчаянно, на всю жизнь. Днем он почти не видел ее. Непосредственно в раскопках она не участвовала, а занималась составлением полевых чертежей, зарисовкой открытых слоев. Надя была студенткой архитектурного и в экспедицию приехала как помощник архитектора-археолога.
Всю территорию раскопок, как обычно, разбили на квадраты, и Сергею достался самый дальний. Этот небольшой участок пять на пять метров стал его рабочим местом до конца полевых работ. Только с каждым днем дно ямки опускалось все ниже. Оттуда, со своей делянки, он высматривал Надю, но бывали дни, когда встретиться с ней удавалось лишь вечером.
Нехитрый ужин обычно плавно перетекал в уютные говорливые посиделки. Весь лагерь собирался у костра. Бренчала гитара. Нежно переливался доверчивый девичий смех. Кисленькое домашнее винцо — грошовая продукция местных виноделов — горячило кровь, слегка ударяло в голову и томило очарованием черной южной ночи.
Сколько романов закрутилось в то лето! Страстных, легких, неожиданных, грешных. Но неизменно искренних!
А он робел перед Надей. Боялся оскорбить откровенным прикосновением, неуместным признанием. Только дарил пестрые букетики полевых цветов, которые собирал ранним-ранним утром, пока весь лагерь еще спал. Незадолго до отъезда в Москву отважился ее поцеловать. И сразу же спросил, согласна ли она стать его женой. Надя ответила «да». Домой они вернулись уже женихом и невестой.