Выбрать главу

Но почему камень такой тяжелый, как костяная бабка, налитая свинцом? Может быть, под песком и камнем скрывается что-то другое? Гайзулла нашел другой камень поострее и ударил по козленку, но с него лишь осыпался затвердевший песок, а на боку остались две блестящие, как надрез, вмятинки. Попробовал Гайзулла камень зубами, но чуть не сломал передний зуб и вовремя одумался.

В это мгновение и пришла к нему счастливая, бросившая его в радостный озноб мысль — а что, если это самородок? Ну, да, настоящий самородок, который иногда находят удачливые старатели в здешних местах! Он вспомнил рассказы приискового знакомого Хисматуллы о необыкновенных находках, сделавших таких людей сразу богатыми, и его залихорадило от волнения.

Камень жег ему руки, он перекладывал его из ладони в ладонь и не знал, что ему делать, — то ли кричать и прыгать от радости, охватившей душу, то ли бросить телят и бежать к отцу, то ли быстро зарыть камень в потайном месте, чтобы никто не увидел, не сглазил, не отобрал. Мысли его путались, спина и руки стали потными и липкими, а он по-прежнему топтался на одном месте, потерянный и беспомощный, прижимая свое сокровище к груди. Слава аллаху, он всех сегодня сделает счастливыми — и отца, и мать, и сестренок! В один миг он наделил всех дорогими подарками. Матери купил новое платье с оборками, отцу красивую рубаху и штаны, сестрам по расшитому узорами камзолу, не забыл и себя, обрядившись в новые бумазейные штаны, точь-в-точь такие, как у сына Хажисултана-бая. А если еще останутся деньги — тогда конфет, много конфет, чтобы все угощались и хвалили его! Да что там конфеты и разные сладости, когда он может за этот самородок привести на двор корову! А может быть, и не одну корову, а целую отару овец, и станет настоящим баем, совсем как Хажисултан-бай, а то гляди и побогаче!

Он то пугливо озирался вокруг, то перебрасывал из руки в руку, как горячую картофелину, тяжелый камень. Он уже всеми силами души верил, что это самородок, и, если бы ему сейчас сказали, что он обманулся, он бы умер на месте.

— Гай-зул-ла-а! — как сквозь сон и забытье донеслось до его слуха, и он не сразу догадался, что его зовет отец, что солнце уже давно висит над поляной, что телята разбрелись по лесу, и он сам забыл обо всем на свете, ошалев от свалившегося счастья.

Он и не подумал собирать телят, а бросился напрямик через чащобу, спотыкаясь и падая, не чувствуя, как хлещут по лицу ветви, как сбиваются в кровь босые ноги. Скорее! Скорее! Туда, где вьется на опушке сизый дымок. Он зацепил штаниной за сучок, и штанина затрещала, распоролась чуть не пополам и трепалась теперь вокруг ноги, как юбка, но Гайзулла даже не вскрикнул, не пожалел ни о чем, хотя в другое время заплакал и испугался бы — и оттого, что порвал единственные штаны, и оттого, что за это получит от отца нагоняй. Но тут словно сам шайтан кидал его грудью на колючие кусты, и он бежал, не боясь, что выколет глаза или сломает ногу, — лишь бы добежать, пока не выскочит из груди бешено бьющееся сердце.

— Локотэ! Локотэ! [2] — как в беспамятстве бормотал он. — Слава аллаху! Слава аллаху! Мы будем богатыми! Я не буду больше пасти байских телят! Я буду спать, сколько захочу, спать и есть вволю!.. Локотэ! Локотэ!

Он не помнил, как очутился на опушке, около костра, остановился как вкопанный и, словно не веря своим глазам, смотрел, как отец, стоя на корточках, бросал щепотью чай в пузатый чайник и морщился от дыма.

— Это ты, Гайзулла? — спросил Хайретдин, еще не видя сына. — Зачем так бегаешь, дурачок? Сердце болеть будет…

Гайзулла по-прежнему стоял, как немой, и не знал, что сказать отцу, точно от этой радостной вести ему могло быть плохо.

— Ты что молчишь, Гайзулла? Устал, сынок?

— Нет!.. Я нашел золото! Посмотри, отец!.. Золото!..

Хайретдин неспеша обернулся, вытер кулаком слезящиеся глаза, взял из рук сына камень, и его точно пружиной подняло с травы. Он задел рукой чайник, опрокинул его, и от травы пошел густой пар.

— Ты где это взял? — Голос отца чуть дрожал, хотя он старался ничем не выдать своей тревоги.

— Там, на берегу, — Гайзулла махнул рукой в сторону леса. — Я бросал камни, он попался мне сам в руку…

— Я думаю, что это медь… Откуда тут быть золоту…

В лесу хрустнула ветка — к костру кто-то шел, и Хайретдин торопливо сунул камень в берестяной короб, захлопнул крышку и снова взялся за чайник.

— Ассалямагалейкум! [3]

— Вагалейкумассалям!

Хайретдин услышал хриплый, чужой, но чем-то знакомый голос, ответил на приветствие, но для виду приложил ладонь ко лбу, вглядываясь в подошедшего человека.

— Что-то не признаю сразу…

— Да это же Нигматулла-агай! [4] — крикнул Гайзулла.

Но и тут отец не удивился внезапному появлению постороннего человека, повесил на обгоревшую рогульку чайник, подбросил веток в огонь и только тогда выпрямился.

— Глаза слабеть стали, — как бы извиняясь, сказал он и теперь уже более внимательно посмотрел на рослого, плечистого человека, стоявшего около костра. — Как поживаешь, кустым? [5]

Он по обычаю протянул гостю обе руки, молча погладил бородку, собирая ее в кулак, и все не спускал глаз с односельчанина.

— Давно не видал тебя, браток… Вон ты какой стал высокий и сильный! Вымахал с целое дерево! Кто от земли вверх растет, а кто уже к земле гнется…

Гость, видимо, никуда не спешил — неторопливо свернул цигарку, присел на корточки к костру, выдернул веточку с раскаленным огненным наконечником, прикурил от него и жадно затянулся дымом, прикрывая от наслаждения быстрые рысьи глаза с белесыми ресницами.

— Где побывал? Что повидал? — как бы вежливости ради спросил Хайретдин.

— Земля большая, ее всю ногами не исходишь, — ответил Нишатулла. — В день не рас скажешь, что видел… А домой всегда тянет.

— Это верно, — согласился Хайретдин. — Лучше дома ничего нет на свете…

Говорить вроде было не о чем, и все же Хайретдин еще раз поинтересовался:

— Слышал я, в степных краях побывал… Что там хорошего? Хорошо ли живут там люди?

— Люди мрут как мухи. — Нигматулла сплюнул. — Лучше не видеть их жизни…

— В степи сеют хлеб. Почему же людям там плохо?

— Земля родит мало, вот и голодают! — Нигматулла говорил так, будто злился на кого-то. — Если бы на реке Кэжэн не нашли золото, вы бы тоже тут животы подвели! Вы на золото смотреть не хотите, проклинаете тех, кто с ним связывается, а без него давно бы все подохли! Одно спасенье, что рядом роют…

О золоте Хайретдину не хотелось ни говорить, ни спорить. Он проявил положенное внимание к гостю и мог спокойно приниматься за работу.

— Гайзулла! Наливай в кружку чай! — сказал он. — В узелке кусок хлеба!..

Подняв с земли топор, он подошел к поваленному дереву, широко расставил над ним ноги и стал обтесывать его, сдирая жесткую кору.

Нигматулла чуть надвинул на лоб грязную войлочную шляпу, чтобы солнце не било в глаза, и, пуская сквозь желтые прокуренные зубы табачный дым, спокойно наблюдал за ровными и расчетливыми движениями старика.

Хайретдин работал так, будто на него никто не смотрел. Обухом топора он вколотил покрепче клинья, раньше вбитые в бревно, потом рядом с ними вогнал другие, пошире, ударил легонько, будто пересчитывая их; бревно затрещало, поддалось, потом внутри у него точно что-то лопнуло, и оно раскололось пополам. Освободив каждую половину бревна от сердцевины, он расколол их на двенадцать частей, и все это играючи, словно щепал лучину от полена. Надрубив конец каждой части, он просовывал в образовавшуюся трещину палец и свободно отдирал дранку. Отбросив ее в сторону, он принимался за новую. Пахло свежей смолой и еще чем-то, напоминавшим запах выдохшейся бутыли от самогона…

вернуться

Локотэ

Заклинание от греха

вернуться

Ассалямагалейкум

Приветствие

вернуться

Нигматулла-агай

Обращение к старшему, брату, родственнику

вернуться

Кустым

Младший брат, племянник