В последнюю поездку он вернулся на прииск не один — прихватил где-то в Оренбурге красивую белокурую женщину, не отпускал ее ни на шаг от себя. Присутствие Зинки, как он называл молодую любовницу, придавало его кутежам особую остроту — он мог вволю насладиться растерянностью своих гостей, которые должны были считаться с его прихотями, а значит, и с Зинкой. Он сажал Зинку при всех к себе на колени, обнимал и тискал ее, а она притворно визжала и смеялась, а гости не знали, куда девать глаза, и нелепо ухмылялись. Ничего, пускай терпят! Они у него все в руках, и нечего им строить из себя чистоплюев! Он за каждым знал грешки, только он грешил открыто, а они все тайно, заглазно, так что хвастаться им нечем…
Однажды, когда время уже было далеко за полночь и Накышев позволил себя уговорить и увести в спальню, раздеть и уложить в постель, а гости толпились уже в прихожей, радуясь редкому случаю уйти пораньше домой, управляющий неожиданно появился в дверях в нижнем белье и затряс сивой бородкой.
— Эт-эт вы куда? — заикаясь, крикнул он. — Кто тут хозяин? Кто, я спрашиваю?..
— Поздно, Гарей Шайбекович! — попробовал возражать кто-то из гостей. — И вам нужен по кой и отдых!..
— Я сам знаю, что мне нужно! Нашелся указ чик! — заорал Накышев. — Марш в гостиную! И чтоб было весело!.. Вы забыли, какого я рода?
— Дворянского, Гарей Шайбекович! — покорно и вежливо ответил тот, что осмелился советовать управляющему отдохнуть. — Кто же это не знает!..
— А раз знаешь, то не перечь! Снимай шапку и пляши!.. А не то я обижусь, и тогда вам всем будет худо!.. Слышали?
Он побрел в гостиную, кто-то из слуг набросил на его плечи пестрый халат, и не успел Накышев дойти до заставленного бутылками и закусками стола, как гости вернулись следом за ним и шумно стали рассаживаться, будто они и не собирались никуда уходить, а лишь сейчас и явились на это пиршество.
— Кто слышал про моего дедушку Хатапа? — Накышев ударил себя в волосатую грудь. — Он разговаривал с самим царем! А вы кто такие? Я спрашиваю — кто вы такие? Тьфу!.. Захочу, и вы ноги мне будете целовать… Эй, Сабитов! Я верно говорю?
— Все в точности, Гарей Шайбекович…
К Накышеву подскочил высокий и худощавый мужчина, нагнул в почтительном поклоне свою голову, прикрытую жидкими волосами, потом выпрямился, чуть запрокинул бледное лицо с хищным орлиным носом.
— Не зря вас называют господином, Гарей Шайбекович… Этот титул дворянский вашему роду царь пожаловал!
— Слышали? — Накышев обвел мутными глазами стол, всех сидевших за ним. — Вы должны уважать меня, потому что я ваш хозяин и благодетель… Будет время, я, может, стану богаче самого Рамиева!.. А теперь, как говорят башкиры… Как это?
Накышев, не в силах вспомнить нужное слово, нахмурился, но Сабитов и тут пришел ему на помощь:
— Ударить шапкой!
— Да! Да! — радостно подхватил управляющий. — Пьем, ударив шапкой!..
Зазвякали бокалы, покатилась под стол пустая бутылка, слетела и разбилась вдребезги тарелка, и кто-то наступил на нее, с хрустом давя осколки, и все потонуло в гуле подвыпивших голосов, хмельном смехе женщин.
— Заводи музыку! — приказал Накышев.
Посредине стола водрузили квадратный ящик граммофона с большой полосатой трубой, и в шум кутежа ворвался дрожащий голос певицы:
Сабитов взмахнул руками, и вся компания, кто в лес, кто по дрова, нестройно, но крикливо подхватила:
Накышев, полуобняв Зинку, покачивался на стуле, сладко жмурился, гнусаво тянул песню. Плыл над потолком слоистый дым табака, лихо стучал каблуками Сабитов.
Управляющий наливал полный стакан водки, опрокидывал в рот, хрустел соленым огурцом, не вытирая мокрых, в рассоле, губ, лез целоваться к Зинке, тыкался носом в завитки около ушей. Зинка взвизгивала, как от щекотки, кричала:
— Ах, оставьте, Гарей Шайбекович!..
— Не ори, дурочка! — Накышев довольно ухмылялся. — Чего же ты не визжишь, когда мы вдвоем остаемся!
— Оставьте ваши вольности!.. Заставляете меня краснеть перед всеми! Нехорошо, Гарей Шайбекович!.. Будьте рыцарем!
— А ты тоже должна уважать меня! — Накышев отпустил Зинку и хлопнул в ладоши: — Иди вместе с кухаркой и сварите мне яглы!
— Что-о? Что-о? — протянула Зинка.
— Мое любимое блюдо — яглы! Поняла?
Зинка побежала, стуча каблучками, на кухню, но тут же вернулась.
— Повар говорит, что для яглы у него нет жирного мяса!
— Дурак твой повар! Яглы варят совсем не из мяса!.. Так ему и скажи, старому хрычу!.. И пускай поторопится, если ему не надоело у меня работать!
Зинка заметно протрезвела, в ее лице появилось выражение тревожное и пугливое. Она оглядывала лица гостей, замечала их пьяные ухмылки, но ничего не могла понять. Сбегав еще раз на кухню, она привела с собой кухарку — пожилую женщину в черном переднике.
— Ты тоже не знаешь, как готовить яглы? — не унимался Накышев, смешно выставляя свои заячьи губы. — И зачем я только держу вас, дармоедов? Сходите в кабак — пускай вам там скажут!..
Кухарка двинулась было к дверям, а за нею Зинка, но Накышев вдруг смилостивился и добродушно рассмеялся:
— Не ищите, дурочки… «Яглы» — это по-украински значит — ели и легли… А по-нашему будет — «Ашанык, яттык». Ха, ха!
Раздался оглушительный смех, на глазах у Зинки навернулись слезы, но она тоже решила простить хозяину его беззлобную шутку и, выпив бокал вина, стала смеяться — громко и даже чуть истерично. Потом, уже опьянев, разревелась, и Накышев долго ее успокаивал, гладил по голове.
— А я по правде за вас испугался, Гарей Шайбекович! — подал вдруг голос молодой инженер с Кэжэнского завода в форменной тужурке с поблескивающим на носу пенсне.
— Как это? — не понял управляющий.
— Да вот с этим блюдом! — посмеиваясь, сказал инженер. Дождавшись, когда гости пере станут шуметь, охотливо рассказал: — У нас был на заводе один мастер, большой мастер шутки шутить. Заставлял часто новеньких рабочих искать в цехе инструменты, которых в природе не существовало…
— А при чем тут я?
— Вот слушайте… Однажды он решил по смеяться над кухаркой и тоже попросил принести ему «яглы». Та не растерялась — собрала гнилые огурцы, капусту прокисшую, отбросы со сто лов, смешала в чашке — и на стол ему. Мастер побледнел и спрашивает: «Что это такое?» — «То, что просили, — яглы!» — «Яглы так не де лается!» — «Нет, именно так оно готовится и стоит у нас два рубля сорок копеек». Видит мастер— деваться некуда. Уплатил, а есть не решается, хотя денег жалко. Попробовал было в рот взять — с души воротит… Тогда он опять зовет кухарку. «Что ты мне подала — это же отрава». — «Сделала, что велели, — сказала кухарка. — Яглы по-нашему выходит — гнилье с помойки!»
Гости опять задохнулись от смеха, но, увидев недовольное лицо Накышева, стали закрывать руками рты.
— Зачем же вы какого-то дурака мастера ставите рядом с нашим уважаемым Гареем Шайбековичем? — нахмурился Сабитов. — Мне так ваша шутка не показалась интересной!
— И мне тоже! И мне! — заговорили вразнобой гости.
Накышев кивал, соглашался со всеми, потом погрозил пальцем молодому инженеру:
— Вы коварный человек!.. Но я не так глуп, как ваш мастер!
Инженер, нервно попыхивая папироской, притушил ее о край тарелки, подошел к управляющему, положил ему руку на плечо:
— Дорогой Гарей Шайбекович!.. Как вы мог ли подумать? Я только рассказал это шутки ради, чтоб вашим гостям было весело!.. Кому может прийти в голову сравнивать вас с каким-то недоумком мастером!.. Простите, если я вас оби дел! Я, как и все ваши гости, ваш верный друг… Мы же одного поля ягоды — зачем же нам без нужды смеяться друг над другом и мешать каждому вести себя так, как ему хочется!.. Вашу руку, уважаемый Гарей Шайбекович!
— Давай я тебя обниму! — вскричал растроганный Накышев и полез к инженеру целоваться. — Я не такой баран, как ваш мастер, верно! Выпьем, чтоб был мир! Мы свои люди!..